"Бабай"

Фрагмент из книги: Иванов А.А. Авиаторы Татарстана в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. — Казань, изд-во "Память", 2000.

В районе румынского города Яссы закончил свой боевой путь наиболее известный в кругах авиаторов республики Кармин Александр Леонтьевич. Его ратный труд не отмечен Звездой Героя, но вся его жизнь - подвиг. Рано познал он тяготы солдатской службы. Уже в 11 лет стал горнистом 1-го Сибирского стрелкового полка. После демобилизации работал молотобойцем в кузнице, учился в автошколе в Казани, а потом работал на строительстве авиазавода. В 1932 году его призвали в Особую Краснознаменную Дальневосточную армию, а когда закончился срок службы, он вернулся вновь на Авиастрой. В свободное от работы время осваивал профессию авиамеханика, учился летать. С тех пор и уже навсегда связал жизнь с авиацией. В 1939 году Кармина назначили начальником Чистопольского аэроклуба. Природный талант организатора, любовь к людям, повышенная ответственность за подчиненных и учеников принесли ему уважение и авторитет. Здесь под его руководством выросли замечательные соколы Анатолий Калашников, Борис Чекин, ставшие в годы войны Героями Советского Союза. Перед войной руководство Осоавиахима переводит Кармина в Казань и назначает начальником Казанского аэроклуба. И здесь он с присущим ему упорством и настойчивостью принимается за подготовку авиационных специалистов для Красной Армии. Многие прославленные асы по праву считают его своим учителем. В 1942 году Родина в третий раз призвала Кармина в ряды Вооруженных Сил. Он дрался в небе Сталинграда, участвовал в боях на Орловско-Курском направлении, в Молдавии и Румынии. Там под Яссами и произошел тот памятный бой, которому суждено было стать в его фронтовой биографии последним.

На Воронежском фронте летчик-истребитель Кармин открыл свой боевой счет. Бои здесь были жестокие. И даже для такого опытного, но не участвовавшего еще в боях летчика встреча с врагом один на один была напряженным событием. Картина боя походила на растревоженный пчелиный рой. Самолеты носились на пределе своих скоростей. То и дело сквозь рев моторов раздавалась то короткая, то длинная пушечно-пулеметная дробь. Непосвященному наблюдателю воздушный бой представляется как нечто хаотичное, беспорядочное явление. Но это только на первый взгляд. На самом же деле многие возможные ситуации неоднократно отрабатываются на земле и в воздушных учебных боях. Но, как правильно говорят, на каждый случай рецепта нет. Тем более для первых воздушных боев. Здесь больше преобладают эмоции над холодным расчетом, а порой и здравым смыслом.

Трудно сказать, чего было больше в этом бою у Кармина: эмоций или здравого смысла. Облюбовав себе "мессершмитта" и подойдя на дистанцию, с которой не промахнется, Кармин нажал на гашетку. Он видел, как пулеметные трассы хлестнули по неприятельскому самолету. Кармин ждал, что вот-вот он задымит и пойдет к земле. Самолет и в самом деле начал пикировать, но ни дыма, ни огня из него не вырвалось. Кармин вновь настиг его и вновь всадил в него очередь, а результат тот же. Он гнался за ним до предела, пока не вогнал в землю-матушку. Сам же настолько увлекся погоней, и желанием сбить, что едва не врезался тоже в землю. Лишь на последних сантиметрах от нее смог вырвать машину. А когда прилетел, техник, осмотрев машину, лукаво спросил: "Саша, ты что сегодня, сено косил или немцев бил?

- Да вроде бы немцев. А что?

- Да у тебя весь радиатор забит травой". Таким был его дебют.

Александр Леонтьевич быстро набирался опыта, военной хитрости, тактического и летного мастерства. В боевых полетах его выручала отличная, отточенная многими годами в аэроклубах техника пилотирования. С каждым боевым вылетом крепла его репутация как умелого и бесстрашного воздушного бойца. Кармин был способным организатором и воспитателем, щедро делился с летчиками своим боевым опытом. Он подготовил и ввел в строй немало молодых пилотов.

В полку все на виду. Там сразу видно, кто чего стоит. В Кармине органически сочетались отчаянная храбрость и расчетливость в бою, физическая сила и необыкновенная скромность, твердость убеждений и подкупающая доброжелательность к людям. Александр Леонтьевич был незаурядной личностью. Война для него была та же работа, может, необычная, тяжелая, требующая особого мастерства, к которой, как и к любой другой, он относился в высшей степени добросовестно. Не было в нем ни ухарства, ни показного героизма.

Особенно его любили молодые летчики. В аэроклубе он учил их летать, на войне учил воевать. Не занудными нравоучениями, не злой критикой, а собственным примером и добрым словом.

Сам он сбивал много, воздушные бои вел грамотно. Каждый молодой пилот старался попасть к нему ведомым. Кармин как никто другой понимал, что в каждом полете, в каждом бою у ведомого должна быть личная заинтересованность. Ведь что получается? Что ведомый как бы на вторых ролях. Но ведь ведомый — это щит ведущего, и без его прикрытия успех в бою проблематичен.

Ни у одного ведущего ведомые не сбивали столько самолетов, сколько у Кармина. Подобьет бывало "мессера", и велит ведомому: добей-ка его, Коленька или Ванюша! А когда садились, докладывал командиру, что, мол, мой ведомый завалил "фоккера" или "мессера". И летит уже на следующий день в бой этот Ванюша не соколенком, а соколом и бьется до последнего, чтобы заработать похвалу "бати", как в глаза и за глаза звали Кармина молодые ребята.

Все в полку знали, сколько таких "подарков" сделал он молодым летчикам. И не напрасно. Многие из них выросли в высококлассных воздушных бойцов.

Относясь к себе по высшей планке ответственности, он тем не менее прощал слабости другим. Простил он и своего ведомого, испугавшегося или потерявшегося в круговерти того последнего боя, когда, атакуя "мессершмитт", Кармин оказался без прикрытия и был сбит.

Александр Леонтьевич был всегда бескорыстен. Я сам убедился в этом его качестве, замеченном фронтовыми друзьями, поскольку более двадцати лет, вплоть до его кончины, дружил с ним и видел его отношение к людям.

К нему тянулись люди и в мирные дни, приходили домой. Они с женой Надеждой Филипповной жили скромно. Хлебосольные хозяева привлекали к себе не только людей своего возраста, но и молодых. Всегда в их доме было многолюдно и интересно, потому что такого интересного рассказчика, как Кармин, редко встретишь. Помню, мы с друзьями в разразившуюся бурю переправились на другой берег Волги к нему на дачу. Всех Александр Леонтьевич накормил и обсушил, а потом всю ночь мы слушали его рассказы о жизни, о войне. Его нельзя было не слушать - это был, действительно, бывалый, правдивый, прошедший огонь и воду человек и летчик.

Он вел обширную переписку. Ему писали боевые друзья, в том числе и его воспитанники летчики-штурмовики Герои Советского Союза Анатолий Степанович Калашников и Борис Сергеевич Чекин.

"Часто вспоминаю вас, - писал Чекин. - Да и как же иначе? Вы первый открыли нас, чистопольских старшеклассников, привили любовь к воздушному океану, научили плавать по нему. Ваша страсть к покорению неба, увлеченность стальными птицами невольно передавалась и нам, вселяя веру в свои силы, рождая дерзновенные мечты. Удивительный сплав скромности, трудолюбия, мужества и настойчивости представляли вы в наших глазах. Что могло быть лучшим примером для ребят, решивших стать крылатыми воинами?.."

Писали ему послевоенные выпускники аэроклуба, учителя и школьники города Умани, изучавшие боевой путь его авиаполка, и всем А.Л. Кармин обязательно отвечал, находил нужные и мудрые слова.

А теперь вернемся к его последнему бою. Между первым и последним — более полутора десятков сбитых им самолетов.

Летом 1944 года советские войска на южном участке фронта, отбросив немцев и румын за государственную границу СССР, продолжали успешное наступление. Немецкое командование уже не могло организовать широкое контрнаступление и поэтому пыталось на узком участке вытеснить наши войска из Румынии. Всю мощь своей авиации, артиллерии, танковых и других родов войск они обрушили именно сюда. По 60 -100 бомбардировщиков под прикрытием десятков истребителей колоннами подходили и наваливались на нашу оборону. Разворачивалось грандиозное сражение.

Леонид Иванович Горегляд - командир авиадивизии — уже не в первый раз в этот день поднимал на перехват свои самолеты. Вот и на этот раз он вел двадцать четыре "аэрокобры". Летчики их называли просто "кобрами". Вооружен этот американский истребитель был 37 — миллиметровой пушкой, двумя крупнокалиберными пулеметами и четырьмя пулеметами калибра 7,62. По габаритам "кобра" была как Як, но несколько тяжелее. Преимущество заключалось в том, что она была снабжена надежной радиостанцией. Некоторые летчики недолюбливали эту машину, Кармин же относился к ней философски: нет, дескать, плохих самолетов, надо только хорошо его освоить...

Над передним краем шел нескончаемый воздушный бой. Видно было, как, оставляя дымные следы, падали и исчезали в клубах пыли на земле наши и вражеские самолеты. Командир торопился, нужно было сменить соседний авиаполк, ведущий воздушный бой. По команде Горегляда группа развернулась на сто восемьдесят градусов и тут же обнаружила шесть первых Ме-109. Они оказались между парой Кармина и шестеркой комдива. С набором высоты "мессеры" стали перестраиваться для атаки. Предупредив командира об опасности, Кармин врезался в их группу. Карусель наших и вражеских машин завращалась с новой силой. Надрывный рев десятков моторов, барабанный треск пулеметных и пушечных очередей, перекрещивающиеся трассы огня - все смешалось в дьявольском смерче.

От пушечного залпа Кармина загорелся ведущий "мессершмитт". В прицеле наплывал следующий, но тут всем "телом" вздрогнул его ястребок. Дробью прошлась очередь по обшивке. От резкой боли пилот потерял сознание. Очнувшись, услышал свист ветра и запах гари. Оглянулся и увидел, как из огромной рваной дыры в плоскости хлещет пламя, горят бензобаки. Каждое мгновение самолет мог взорваться. Теряющий сознание пилот на пределе физических сил проверил рули — пока слушались. Впереди в нескольких десятках метров метался немецкий истребитель. Немец маневрировал, пытаясь уйти от преследования, но ему это не удавалось. Охваченный пламенем самолет Кармина неотступно "висел на хвосте", и расстояние между ними быстро сокращалось. Решение пришло само собой, единственное и бесповоротное - таранить. Дослав сектор газа до упора, Кармин с перебитыми ногами и простреленным плечом ринулся в свою последнюю атаку...

Не вернулся в полк "Бабай" — так по его позывному в воздухе, да и из уважения к возрасту звали Кармина боевые друзья.

Долгие, бесконечно долгие месяцы провел он в госпиталях и все-таки выкарабкался. Все это время не забывали друзья, любимая жена, дочь. Обязательно перешлют с подвернувшейся оказией весточку из родного авиаполка, расскажут об успехах, поведают о печальном. Война есть война, и даже самые опытные асы не застрахованы от вражеских снарядов. Конечно, опыт, приобретенный в тяжелейших сражениях, особенно в первые годы войны, когда приходилось почти каждый бой вести с превосходящими силами, выковал из них истинных мастеров своего дела. Кто-то сказал, что боевое мастерство необъятно, как небо. Оно действительно необъятно. Каждый бой требует не только выдержки, хладнокровия и умения, но и своей тактики. Причем опытный летчик избирает ее мгновенно в зависимости от ситуации боя. Не рассчитал, замешкался — и бой может оказаться последним. У Кармина случилась ситуация, нередко случавшаяся, когда опытный летчик брал себе в пару молодого необстрелянного пилота. В пылу боя ведомый потерялся. То ли нервы подвели, то ли умения не хватило, одним словом, когда Кармин пошел в атаку на ведущего "мессера", то остался без прикрытия...

222 боевых вылета, 31 воздушный бой,19 сбитых самолетов - таков вклад пилота в общую победу. И это еще не все. Исследователь воздушных таранов ветеран, москвич В.Г. Кузнецов в 1976 году писал в Казань: "В историческом формуляре вашей истребительно-авиационной дивизии значится, что Кармин сбил 18, а в группе 14, итого - 32" самолета. Видимо, не учтен последний самолет, сбитый таранным ударом".

Прошло много лет, но продолжают задавать вопрос, почему Кармину, сбившему столько самолетов, не присвоено звание Героя Советского Союза. Уместно привести в связи с этим выдержку из письма бывшего командира 129-го истребительного гвардейского авиаполка гвардии полковника Героя Советского Союза В.А. Фигичева: "...Если Кармина оценивать как летчика, то это был хорошо подготовленный, смелый, тактически грамотный воздушный боец, а инструкторский опыт позволял ему быть хорошим наставником молодежи. Добавьте к этому общительный характер, доброжелательное отношение к людям, бескорыстие — и вам станет понятно, почему молодые летчики видели в нем пример, старались ему подражать.

Прочтя эти строки, вы спросите: почему же Кармин не был по заслугам оценен? Дело в том, что представление к награждению было отправлено до его ранения, а по инструкции, когда летчик убывает из части с исключением из списков, то награда поступает туда, куда он прибыл. Излишняя скромность Кармина не позволила ему в госпитале напомнить о себе. А я не смог довести до конца дело о его награждении, так как был откомандирован на учебу.

Хорошо помню, что во время войны мало кто думал о наградах, а Кармин даже свои сбитые самолеты записывал на молодых летчиков для поднятия их духа..." (Письмо хранится в архиве автора) Вот вам и ответ. Конечно же, очень жаль, что так получилось, ведь Кармин — герой настоящий, без натяжек. Где-то что-то не сработало, забылось и затерялось. Да, излишняя скромность помешала Александру Леонтьевичу напомнить о себе.

Ну, а что же мы, ныне живущие? Не будет ли высшей справедливостью стряхнуть с себя равнодушие и добиться всем миром, чтобы воздать ветерану то, что он заслужил по праву?! Пусть даже посмертно…