Владимир Поляков

39-й Ордена Александра Невского, Никопольский, Отдельный Разведывательный авиаполк

Западный фронт

Настоящий очерк уже почти год был размещен в сети интерната, как вдруг я получил письмо из Санкт-Петербурга от известного историка авиации Александра Соловьева, темой исследования которого было 22 июня 1941 года. Каким-то образом он узнал о моих публикациях и между нами началась обширная переписка. Благодаря ему, и с его согласия, у меня появилась возможность рассказать о первом дне войны в Пинске более подробно.

В этот период 39-й полк входил в состав 10-й смешанной авиационной дивизии, в состав которой также входили два истребительных полка (И-16 и И-153), один штурмовой и один бомбардировочный. Части базировались в Бресте, Кобрине, Пинске. Штаб 4-й армии, которой подчинялись авиаторы, штаб ВВС и 10 с.а.д. находились в Кобрине.

Как указывалось в акте проверки, полк считался неукомплектованным, так как имел самолетов от 40 до 50. Нормой было 60 самолетов.

К моему изумлению, оказалось, что командир 10-й смешанной авиационной дивизии Николай Георгиевич Белов (1902-1972) успешно прошел всю войну и даже издал свои мемуары: "Буг в огне", Минск.: Беларусь. - 1977. Тираж 90 000 экз.

Некоторые фрагменты этой книги, любезно предоставленные мне Александром Соловьевым я приведу:

 

В этот период 39-й полк входил в состав 10-й смешанной авиационной дивизии, в состав которой входили два истребительных полка (И-16 и И-153), один штурмовой и один бомбардировочный. Части базировались в Бресте, Кобрине, Пинске. Штаб 4-й армии, которой подчинялись авиаторы, штаб ВВС и 10 с.а.д. находились в Кобрине.

Как указывалось в акте проверки, полк считался неукомплектованным, так как имел самолетов от 40 до 50. Нормой было 60 самолетов.

К моему изумлению, оказалось, что командир 10-й смешанной авиационной дивизии Николай Георгиевич Белов (1902-1972) остался жив и даже издал свои мемуары: "Буг в огне", Минск.:Беларусь.-1977. Тираж 90 000 экз.

Некоторые фрагменты этой книги, любезно предоставленные мне Александром Соловьевым я приведу:

"В сентябре 1940 года в Кобрине я принял 10-ю смешанную авиадивизию. Она еще только формировалась. Несмотря на это, к лету 1941 года все части добились хороших показателей в индивидуальной технике пилотирования, групповой слtтанности, полtтах в сложных метеорологических условиях, а также в огневой и штурманской подготовке.

Но если личный состав дивизии был подготовлен к боевым действиям, то этого нельзя сказать о материальной части. Летно-тактические данные самолетов устарели, огневая мощь не соответствовала современным требованиям.

На участке дивизии планировалось подготовить новые аэродромы с бетонированными взлетно-посадочными полосами. Все они должны были войти в строй в июле-августе. К этому же времени предполагалось закончить перевооружение и освоить самолеты новых марок. Такие машины начали поступать в дивизию. Так, в мае 123-й истребительный авиационный полк (ИАП) получил 20 самолетов ЯК-1, 39-й бомбардировочный (БАП) - 5 машин ПЕ-2. А к середине июня в 74-м штурмовом полку (ШАП) появились два новеньких ИЛ-2. Соседняя дивизия предала в 33-й истребительный полк два МИГ-1.

Однако тренировочные полеты на новых машинах не производились, так как для них не было отпущено высокооктанового горючего.

В мае-июне мы направили из всех полков технический, а из 39-го и 74-го полков и часть летного состава на заводы и запасные авиабригады для изучения материальной части новых самолетов.

Переучивание же всего личного состава планировалось провести в центрах обучения в июле-августе, а пока учебно-боевая подготовка продолжалась на старых самолетах.

20 июня я получил телеграмму начальника штаба ВВС округа полковника С.А. Худякова с приказом командующего ВВС округа: "Привести части в боевую готовность. Отпуск командному составу запретить. Находящихся в отпусках отозвать".

Сразу же приказ командующего был передан в части. Командиры полков получили и мой приказ: "Самолеты рассредоточить за границей аэродрома, там же вырыть щели для укрытия личного состава. Личный состав из расположения лагеря не отпускать".

О приказе командующего ВВС округа я доложил командующему 4-й армией генералу Коробкову, который мне ответил:

- Я такого приказа не имею.

В этот же день я зашел к члену Военного совета дивизионному комиссару Шлыкову (Ф.И. Шлыков был тяжело ранен в бою на Керченском полуострове и умер от ран 20 мая 1942 года).

- Товарищ дивизионный комиссар, получен приказ от командующего ВВС округа - привести части в боевую готовность. Я прошу вас настоять перед округом отправить семьи комсостава.

- Мы писали в округ, чтобы разрешили вывести из Бреста одну дивизию, некоторые склады и госпиталь. Нам ответили: "Разрешаем перевести лишь часть госпиталя". Так что ставить этот вопрос бесполезно.

Начальник штаба армии полковник Сандалов встретил меня вопросом:

- Ну как, сегодня много нарушений воздушного пространства?

- Больше чем вчера.

- Сбивать надо.

- Леонид Михайлович, вы не хуже меня знаете, что открывать огонь по немецким самолетам запрещено. Нам приказано: нарушителей воздушного пространства заставлять садиться на нашей территории. Немецкие летчики знают об этом и на сигналы наших летчиков "идите на посадку" не обращают никакого внимания. Больше того, сегодня на высоте 5000 метров МЕ-110 на сигнал капитана Савченко ответил пулеметной очередью, правда, промахнулся. Савченко дал ответную очередь. Немецкий самолет задымил и со снижением ушел на свою территорию.

Я рассказал полковнику Сандалову о беседе с членом Военного совета

- Думаешь, один ты печешься о семьях командного состава? Некоторые даже в округ писали, но, кроме неприятностей, ничего не имеют.

21 июня часов в 10 я вылетел в 74-й штурмовой полк майора Васильева, который вместе с 33-м истребительным полком базировался на аэродроме в Пружанах, проверить, как устроился полк в лагерях. В 16 часов перелетел на аэродром в 123-й истребительный полк майора Бориса Николаевича Сурина. Там планировал провести совещание с командирами полков.

На аэродроме меня уже ждал начальник штаба дивизии полковник Федульев.

- Получена новая шифровка. Приказ о приведении частей в боевую готовности и запрещении отпусков - отменяется. Частям заниматься по плану боевой подготовки.

- Как так? - удивился я. - Ничего не пойму.

- Ну что ж, нет худа без добра. В воскресенье проведем спортивные соревнования. А то мы было отметили их. В 33-м истребительном полку все подготовлено.

- Нет, Семен Иванович! Давайте эту шифровку пока не будем доводить. Пусть все остается по старому, да и не хочется вызывать спортсменов из частей. Кроме того, я обещал быть в Пинске в 39-м бомбардировочном полку, майор Захарычев проводит открытие лагерей.

В штабе дивизии дежурный диспетчер доложил, что все в порядке, во второй половине дня нарушений воздушного пространства не наблюдалось.

Я только что сел за стол, как вдруг раздался телефонный звонок. Поднял трубку.

- Николай Георгиевич, - услышал я голос полковника Сандалова. - Командующий просит зайти сейчас к нему.

По выработавшейся привычке взглянул на часы - 24.00. "Странно, до сего дня командующий меня к себе ночью не вызывал. Видимо, произошло что-то особенное".

Жена посмотрела на меня и, научившись за долгую совместную жизнь понимать без слов, спросила:

- Будить детей, собираться?

- Нет, пока не надо. В случае чего, позвоню.

Но позвонить так и не пришлось.

Генерал Коробков был один.

- Получен приказ привести штабы в боевую готовность, - сказал он.

- В таком случае я подниму дивизию по тревоге.

- Не паникуйте, - остановил меня командующий. - Я уже хотел поднять одну дивизию, но командующий округом запретил это делать.

- Я командую авиадивизией, да еще пограничной. И не собираюсь спрашивать ни у кого разрешения. Имею право в любое время части дивизии поднять по тревоге.

Надо было более подробно узнать обстановку, и я заглянул к начальнику штаба.

- Только что от командующего, - сказал я и передал Сандалову свой разговор. - Леонид Михайлович, введи в обстановку.

- Мы вызвали всех командиров штаба. Сейчас направляю своих представителей в соединения. Что касается твоей дивизии, то ты имеешь право решать вопрос самостоятельно. Командующий не несет ответственности за ее боевую готовность.

Около 2 часов ночи 22/VI 1941 года. Даю сигнал "Боевая тревога". Он передается по телефону, дублируется по радио. Через несколько минут получено подтверждение от трех полков о получении сигнала и его исполнении. Из 74-го штурмового полка подтверждения нет. Во время передачи сигнала связь с полком прервана. А к 2.30 телефонная связь прервана со всеми частями дивизии. Не будучи уверен, что 74-й штурмовой полк принял сигнал боевой тревоги, посылаю туда полковника Бондаренко. Он уполномочен принимать решения на месте в соответствии с обстановкой, вплоть до вывода полка на аэродром постоянного базирования - Пружаны. Полковник Бондаренко вылетел в 74-й штурмовой полк на самолете ПО-2 в 3 часа и по прибытии объявил боевую тревогу.

В четвертом часу начали поступать донесения с постов ВНОС о перелете границы одиночными немецкими самолетами.

Взлетом звена лейтенанта Мочалова фактически начались первые боевые действия дивизии.

4 часа 15 минут. Аэродром 74-го штурмового полка подвергся налету авиации. Средств ПВО на аэродроме совершенно не было. 10 "мессершмиттов" в течение нескольких минут расстреливали самолеты. В результате все 15 И-15 и два Ил-2 были уничтожены. Летчики, находившиеся в самолетах, взлететь не успели.

Оставшийся без самолётов личный состав полка забрал документы, знамя и под командованием начальника штаба майора Мищенко убыл на восток. В дальнейшем этот полк, как и вся дивизия, стал гвардейским и закончил войну в Берлине.

В других полках дивизии обстановка сложилась иначе.

Примерно в 3.30 связистами 4-й армии на короткое время была восстановлена телефонная связь с Пружанами, и я успел передать командиру 33-го истребительного полка задачу на случай боевых действий.

Телефонная связь с дивизией прервана, радиостанция разбита. Командир полка послал в штаб дивизии командира эскадрильи капитана Панкова, чтобы доложить сложившуюся обстановку и получить указания. Когда капитан Панков нашел меня, я приказал всему личному составу 33-го истребительного полка сосредоточиться на аэродроме в Пинске и ждать моих распоряжений.

К 10 часам фактически закончились боевые действия этого полка.

В 5.00 я выехал на машине на аэродром 123-го истребительного полка. По пути машина была дважды атакована МЕ-109 и получила несколько пробоин, но ни я, ни шофер не пострадали.

На аэродроме меня встретили командир полка Сурин и его заместитель по политчасти батальонный комиссар Гольдфельд. Сурин только что прилетел с боевого задания - водил девятку и лично сбил один МЕ-109. Еще не остывший после горячки боя, возбужденный, он скупо доложил:

- Полк ведет воздушные бои.

- Знаю, знаю, сам наблюдал несколько схваток и 33-го, и вашего. Только вот что плохо, все в одиночку.

Сурин тут же определил тактику ведения боя, подсказанную самой жизнью, - летать не звеньями, а парами, четверками.

Обстановка на земле была не ясна.

Я вызвал инспектора дивизии по технике пилотирования капитана Щербакова и штурмана дивизии капитана Зарукина.

- На СБ проведите разведку над Бугом. Определите место переправ. Данные немедленно передайте в 39-й бомбардировочный полк. Поставьте задачу: одной девяткой бомбить эти переправы.

- Разрешите мне на "яке" слетать в район Бреста, - обратился Сурин.

- На нем же нет вооружения.

- Зато скорость. Я ж вчера летал.

- Добро, Борис Николаевич.

Только что Сурин поднялся в воздух, как по аэродрому был нанесён бомбовый и вслед за ним штурмовой удары врага. На наше счастье, половина боеспособных самолетов находилась в воздухе и ущерб был незначительный.

Вернулся Сурин.

- Наводится переправа через Буг южнее Бреста.

Я немедленно доложил генералу Коробкову.

А с аэродрома 39-го бомбардировочного полка в 7 часов утра поднялась девятка под командованием капитана Щербакова. Наши самолеты шли без прикрытия. Вообще-то прикрывать их должны были истребители 33-го истребительного полка, но в это время связь с аэродромом прервалась. Как мы потом узнали от немецких летчиков, сбитых в районе Пинска, немцы приняли наши бомбардировщики за свои. Девятка успешно выполнила поставленную задачу.

Примерно через час на Пинск налетели 25-30 бомбардировщиков. Но на аэродроме были только поврежденные при первом налете машины. Все исправные самолеты уже перелетели на другой аэродром.

Оттуда, вплоть до 25 июня, самолеты 39-го бомбардировочного полка вылетали на уничтожение войск противника, наносили удары по его колоннам, двигавшимся по московскому шоссе. Летчики летали без прикрытия, несли большие потери и все-таки вновь и вновь рвались в бой. Мужественно сражались капитаны Заяц (ныне генерал-майор авиации) и его штурман Новиков (погиб), капитан Букурадзе и штурман Проколенко (погибли 26 июня), капитан Левин и старший лейтенант Петров (погибли в битве за Москву), капитаны Скрипаев, Щербаков, Зарукин (погиб), командир полка майор Захарычев (погиб в боях за Москву).

Всего за первый день войны всей дивизией сбито более 30 самолетов.

Наши летчики летали на устаревших самолетах, но все же наносили чувствительные удары по фашистским захватчикам, вторгшимся на нашу территорию."

 

Я попытался проанализировать приведенный список: Заяц, Новиков, Бакурадзе, Проколенко, Левин, Петров, Скрипаев, Щербаков, Зарукин, Захарычев.

Имя генерала Заяц мне было хорошо знакомо и я даже сам видел его в нашей квартире в городе Мары в далеком 1954 или 1955 году.

Новиков - погиб 26.06.41

Бакурадзе - это был близкий друг нашей семьи. Погиб 24.06.41

Проколенко - возможно имелся в виду Прокопенко, который тоже погиб 24.06.41

Левин - погиб 23.10.41 уже под Москвой.

Петров - погиб 23.10.41

Скрипаев - ?

Щербаков - ?

Захарычев - погиб 10.10.41

Зарукин - Михаил Константинович Зарукин погиб уже в конце войны. 11 февраля 1945 года в одном экипаже с генерал-майором дважды героем Советского Союза Полбиным И.С.

Пинск. 22 июня 1941. Самолет Пе-2 после вражеского налета.

Но вернемся к тем же событиям, но уже в рассказах моего отца. Так сложилось, что из Москвы он вернулся в Пинск в пятницу 20 июня 1941 года и, как рассказывала мама, ему сразу же предложили выехать в лагеря, где уже находился весь полк, но формально отец был еще в отпуске и потому решил в лагерь поехать только в понедельник.

Аэродром находился в селе Жабницы в шести километрах от Пинска. В первый же налет немецкие летчики, видя на аэродроме старые СБ и пять новых Пе-2, естественно сбросили весь свой страшный груз на новые машины. Те сыпались, но почему-то не горели. Отец рассказывал, что для них не завезли масла, а раз нет масла, то не стали заливать и бензин. Техники быстро сориентировались и стали их подпирать, создав своеобразную ложную цель, а старые СБ поднялись в воздух и ушли в свой первый боевой вылет.

Дмитрий Хазанов в своей книге "1941. Горькие уроки. Война в воздухе". - М. Яуза, ЭКСМО, 2006. - 416 с. Конкретизирует этот момент: "На аэродроме 39-го скоростного бомбардировочного полка немцы осуществили четыре атаки, в результате чего полк потерял 43 СБ и 5 ПЕ-2. После первого налета 18 СБ сумели взлететь и в 7 ч утра атаковали немецкие танковые и моторизированные части, переправляющиеся через Буг. Немцы пишут, что на обратном пути были сбиты все 18 бомбардировщиков, участвовавших в налёте" (с. 109)

Далее на стр. 118 он делает вывод: "...начальник штаба ВВС фронта полковник С.А.Худяков составил сводку потерь самолетов с 4 ч утра 22 июня до 12 часов 23 июня. Из этого документа следовало, что полностью лишились материальной части 41, 122, 126, 129-й и.а.п., 13, 16, 39-й б.а.п."

С этой оценкой не согласен Марк Слонин в своей книге "На мирно спящих аэродромах... 22 июня 1941 года. - М.: Яуза, Эксмо, 2006.- 576 с." Он цитиует уже упоминавшиеся воспоминания Белова:

"С аэродрома 39-го б.а.п. в 7 часов утра поднялась девятка под командованием капитана Щербакова... Немцы приняли наши бомбардировщики за свои. Девятка успешно выполнила поставленную задачу. Примерно через час на Пинск налетели 25 - 30 вражеских бомбардировщиков. Но на аэродроме были только поврежденные при первом налете машины. Все исправные самолеты уже перелетели на другой аэродром"

Далее в его воспоминаниях фигурируют уже две девятки: "18 экипажей СБ 39-го скоростного бомбардировочного полка в 7 часов утра 22 июня нанесли удар по скоплению фашистских танков и моторизированных войск в районе переправы через Буг, возле Мельника. Было зафиксировано прямое попадание бомб в переправу, разбито и подожжено несколько вражеских танков, автомашин, много гитлеровцев".

Как рассказывал мне отец, когда он прибыл на командный пункт, то ему сразу же пришлось вступить в обязанности начальника связи полка. Когда экипажи возвращались в Жабницы после первого боевого вылета, то он связался с радистами экипажей и открытым текстом передал приказ в Жабницах не садится, а лететь в Бобруйск.

Начальник штаба полковник Альтович взял знамя полка и, возглавив эвакуацию технических служб, повел наземный эшелон. На старшего лейтенанта Полякова он возложил эвакуацию семей.

Отец рассказывал мне, что на его глазах какой-то летчик-истребитель сбил два самолета противника. Подтверждение тому впоследствии обнаружилось и в документах. Зам. командира 123-го и.а.п. капитан Савченко докладывал: "Сижу в Пинске. Возглавляю группу истребителей сборных. 22.06.41 провели 8 воздушных боев. Сбили 7 бомбардировщиков, 3 Ме-109 и 1 разведчика. Сам участвовал в бою под Пинском, сбил 2 самолета. Сам невредим. Сегодня группа сделала 3 боевых вылета. Жду указаний 23.06.41".

Вопреки устоявшемуся в исторической литературе последних лет мнению о том, что 39-й с.б.а.п погиб в первый день войны, я постараюсь опровергнуть это заявление, опираясь на хронологию боевых потерь полка в самый первый период войны.

Хронология боевых потерь
39 л.б.а.п. 10 с.а.д
Западный фронт

Дата	Фамилия И.О.	Воинское звание, должность	Примечание
22.06.41	Морозов Г.И.	Л-т Старший лётчик-наблюдатель	Убит при бомбежке аэродрома Жабницы
23.06.41	Григорьев П.Е.	Заместитель командира эскадрильи	Не вернулся с боевого задания
23.06.41	Емельянов Н.Л.	Воентехник авиамеханик	Убит при бомбежке аэродрома в Бобруйске
24.06.41	Бакурадзе В.В.	Ст. л-т замполит эскадрильи	Убит при атаке истребителей
24.06.41	Бритов В.Ф.	Л-т Младший лётчик	Не вернулся с боевого задания
24.06.41	Кочерга А.А.	Мл л-т Младший лётчик	Не вернулся с боевого задания
24.06.41	Лазько С.М.	Ст. л-т Старший лётчик-наблюдатель	Погиб Пружанский р-н
24.06.41	Леушин Н.Г.	Ст л-т Командир звена	Погиб Пружанский р-н
24.06.41	Печененко К.М.	Мл с-т воздушный стрелок-радист	Не вернулся с боевого задания
24.06.41	Порошин А.И.	Ст. с-т. Воздушный стрелок-радист	Погиб Пружанский р-н
24.06.41	Поцелуев М.К.	Ст с-т Воздушный стрелок-радист	Не вернулся с боевого задания
24.06.41	Прокопенко А.И.	Ст л-т Старший адъютант эскадрильи	Погиб. Сбит истребителями
24.06.41	Суслопаров А.А.	Л-т Ст. лётчик	Сгорел в воздухе
25.06.41	Зарецкий Г.В.	Л-т Начальник десантно-транспортной службы эскадрильи	Не вернулся с боевого задания
25.06.41	Новиков И.В.	Капитан Штурман эскадрильи	Убит при атаке истребителей
25.06.41	Сизов И.М.	Ст л-т Старший лётчик	Не вернулся с боевого задания
25.06.41	Сылка Ф.П.	Сержант Воздушный стрелок-радист	Не вернулся с боевого задания
Июнь 1941	Кузнецов Н.Ф.	политрук	Не вернулся с боевого задания
09.07.41	Савченко П.Г.	Л-т Мл. лётчик	Убит
Август 1941	Седенков Б.А.	Старшина Воздушный стрелок-радист	Не вернулся с боевого задания

 

Как мы видим, непосредственно в первый день войны в результате бомбежки погиб только один человек - старший летчик-наблюдатель Морозов Г.И. Его похоронят в Пинске в городском сквере в братской могиле № 2.

Также при бомбежке аэродрома, но уже 23 июня гибнет воентехник Григорьев П.Е.

В этот же день не вернулся с боевого задания заместитель командира эскадрильи Емельянов Н.Л., но ничего не говориться о его штурмане, стрелке-радисте, возможно, они остались живы.

Наиболее драматичным стал третий день войны - 24 июня 1941 года. Выполняя боевую задачу, погибли и пропали без вести сразу десять человек, Из них пять лётчиков, два штурмана и три воздушных стрелка-радиста. В этом печальном списке я обнаружил имя, уже упоминавшегося на страницах этой книге комиссара Бакурадзе. Указывалось, что он погиб в результате атаки истребителей противника. Вероятно, это произошло на глазах, оставшихся в живых, и потому он числится погибшим, а не пропавшим без вести.

В 1978 году красные следопыты Пружанской средней школы сообщили в архив МО о том, что в результате проведенного ими поиска и опроса свидетелей - жителей сел Загорское и Долгое им удалось установить, что 24 июня 1941 двенадцать советских самолетов бомбили войска противника. Один самолет из-за прямого попадания снаряда взорвался в воздухе. Экипаж самолета был в составе старшего лейтенанта Леушина, лейтенанта Лазько и старшего сержанта Порошина.

Вероятно, благодаря стараниям ребят этот экипаж в составе: Леушина, Лазько и Порошина числится погибшим, а не пропавшим без вести.

25 июня - четвертый день войны, вероятно, тоже был "рабочим" для 39 с.б.а.п.

В этот день в воздухе погибло еще четыре человека. Один лётчик, три штурмана и один воздушный стрелок. Трое из них числятся, как "не вернувшиеся с боевого вылета".

А мы пока вновь вернемся в Пинск в самые первые дни войны.

В монастыре, где находились семьи комсостава, все жили ожиданием известий, но их не было. 24 июня во двор вошел небольшой отряд моряков Пинской флотилии. Все были вооружены и напоминали матросов из недавнего фильма "Мы из Кронштадта". Старший среди них, узнал мою маму и окликнул её. Это был их недавний попутчик в поезде: "Как, вы еще здесь?" - изумился он. "Мы еще вчера эвакуировали свои семьи. Завтра немцы будут в Пинске!"

Через час во двор въехала полуторка, из которой выскочил комиссар полка Макурин. Не глядя в глаза людям, он быстро погрузил свою семью, вещи и, оттолкнув бросившихся к нему женщин, уехал. Вот теперь стало по-настоящему страшно.

Наконец, во дворе появился мой отец, он объявил, что бы они собрались вместе с детьми и взяли с собой минимум вещей. Когда они пришли на вокзал, там творилось что-то невообразимое. Все знали, что это последний поезд. Как рассказывала потом мама, отец вынул пистолет и несколько раз выстрелил в воздух. Затем объявил, что он будет командовать эвакуацией и пристрелит любого, кто будет ему мешать. "Это моя жена и сын, - указал он на маму с моим четырехлетним братом Ленькой на руках. Они сядут последними!"

Пока шла погрузка, мама стояла ни жива, ни мертва, наконец, и ее запихнули в вагон и поезд пошел.

Часа через два эшелон почему-то остановился. Стояли долго, как вдруг четырехлетний Леня говорит: "Папа". И показывает пальчиком в окно: "Там папа!"

Мама выглянула и действительно увидела мужа. Двигаясь параллельной дорогой, отец заметил стоящий поезд и решил проверить, в чем дело. Оказалось, что машинист и кочегар сбежали. Через какое-то время под дулом пистолета отец привез новую бригаду и поезд, наконец, тронулся. По дороге его несколько раз бомбили. В Гомеле семьи комсостава стали самостоятельно определяться, кто куда поедет. Мама намеревалась ехать в Крым, а ее подруга в Москву. Оставив четырехлетнего Леню и пятилетнюю девочку на перроне, женщины пошли к коменданту вокзала, чтобы узнать свою дальнейшую судьбу. Тот сразу предупредил, что через пять минут уходит поезд на Москву, а минут через двадцать на Киев. Когда вернулись на перрон, то там стоял один только Леня, девочки не было. Он объяснил, что девочка захотела пить и куда-то ушла. Поезд на Москву уже отправлялся. Вся в слезах женщина запрыгнула в последний вагон. Мама собралась идти на Киевский поезд, как привели потерявшуюся девочку.

Узнав, что ее мама уже уехала, женщина растеряно сказала: "Ну, ладно. Пусть девочка пока побудет у нас. Я живу прямо напротив вокзала".

На мой вопрос, как она могла оставить девочку в чужом городе, почему не взяла с собой, мама ответила не сразу. С ее слов я понял, что ей и в голову не могло придти, что все это надолго, на годы. Ей казалось, что максимум через неделю - две все вернется на круги своя, и потому увозить девочку куда-то в Крым она просто не имеет право.

Впрочем, ни в какой Крым она не попала. Поезд увозил ее все дальше на восток и уже в Куйбышевской области, на станции Кинель ей сказали, что они приехали. Оттуда отправили в деревню Чубовку, где ей предстояло жить в эвакуации. Уже на второй день пришел бригадир и приказал идти работать. Когда она появилась на поле в своем шикарном платье, привезенном отцом из Вильно, колхозницы ахнули. Но это уже начало другой истории, а мы вернемся назад в Пинск, к отцу.

Рассматривая карту Белоруссии, я, наконец, понял, почему моя семья осталась жива, и не смотря на то, что эвакуацию начали так поздно, они все же успели выехать до занятия Пинска немцами.

По счастью, Пинск находился на одной широте с Брестом, который своей героической оборонной и подарил Пинску несколько дней. К слову, Постановление ЦК КПСС "О порядке вывоза и размещения людских контингентов и ценного имущества" появилось только 27 июня 1941 года. 4 июля 1941 немцы вошли в Пинск.

"В городе были созданы четыре концентрационных лагеря: по улицам Брестской и Лунинецкой - лагеря для военнопленных, а по улице Театральной - лагерь для гражданского населения и гетто для евреев".

Отец влился в разношерстную колонну наших войск, которая двигалась на восток. Там к нему прибился, какой-то военврач, который тоже почему-то оказался один. Он сразу признал в отце старшего. Первоначально двигались по дорогам. И вот тут выяснилось то, к чему наше сознание не было готово. Покидая каждое село, отец сначала с удивлением, а потом уже с ненавистью видел, как местные жители стреляли им в спину.

Уже в Симферополе, будучи на пенсии, когда по телевизору рассказывали о "дружбе народов" и называли Белоруссию, отца, словно передергивало, и он сквозь зубы повторял: "Видел я этих братов-белоруссов, видел..."

Я не хочу обидеть белорусский народ, но как говорится "из песни слов не выкинешь". Да и отступал отец по территории, которая еще недавно была Польшей, где люди жили на порядок лучше нас, и где НКВД уже успело оставить свой кровавый след.

Как-то параллельно отступающей нашей колонне, прошла немецкая танковая колонна. Танкисты с интересом посмотрели на русских и поехали дальше вперед, выполняя, по-видимому, поставленную перед ними задачу: в установленный час выйти к какому-то конкретному рубежу.

Неожиданно колонна нарвалась на какую-то немецкую часть, началась стрельба, а потом паника. И вот тут отец увидел человека, который без колебания принял на себя общее командование. Это был ранее не приметный капитан, который твердо отдавал команды и, что поразительно, все ему подчинялись, хотя были командиры и с более высокими званиями. Как рассказывал отец, он буквально любовался этим капитаном. Немцы были сметены, и колонна пошла дальше. На каком-то привале появившееся начальство решила навести минимальный организационный порядок: всех разбили на десятки. Отцу сунули старую трехлинейку, которая осталась от убитого и колонна пошла дальше. Все это отцу очень не понравилось. Как штурман он все время, как бы сверху видел колонну, и понимал, что это прекрасная мишень для бомбежки. К тому же имея карту, и прекрасно зная маршрут, он принял решение двигаться не по дороге, а по азимуту и тем самым значительно сократить путь. Бросив винтовку, отец ушел из колнны. Военврач, упросил взять его с собой. Так вдвоем они продолжили путь самостоятельно и уже через нескольку суток вышли из окружения и нашли 39 авиаполк. По рекомендации отца военврача зачислили в полк. Это был знаменитый "доктор Гольдин", как потом все называли его в полку и особенно мы - дети.

Примечательно, что в своих анкетах отец никогда не писал о том, что находился в окружении. Впоследствии в одной диссертации я прочитал о том, что под Гомелем попало в плен 30 тысяч красноармейцев. Возможно, что оторвавшись от колонны, отец и избежал печальной судьбы этих людей.

Много лет спустя мне в руки попала рукопись воспоминаний Халилова Нури. Крымчанина, которому тоже довелось встретить войну в Белоруссии, в Бресте, и отступать по тем же дорогам, что и моему отцу. Я приведу небольшой фрагмент:

"Вдоль дороги лежали трупы наших солдат, разбитая военная техника. Живые раненные без ног, без рук, плачущие, просящие помощи. Солдаты, командиры. Они еще и голодные, просят воды. Ужасная картина. По всей дороге рассыпаны макароны, крупа - брикеты и другие продукты. Разбомбили обозы. По дорогам разбитая техника - машины, пушки, пулемёты, винтовки. Внутри лесов видели большие склады артиллерийских снарядов, мин, пулеметов, винтовок. Все это оставалось нетронутым.

По небу летали фашистские самолеты стаей с черными крестами на крыльях. Первый раз 22 июня их летело 90 штук на восток. Вторая группа было 60, третья - 32. Это только с нашего брестского направления. Ни одного советского самолета мы не видели. С нами на восток шли и советские летчики. Они рассказали, что их летную часть пригнали в местечко Альбертин, где был маленький аэродром. Самолеты велели разобрать на ремонт, на профилактику, а самих летчиков отпустили на увольнение по бабам. Это было сделано специально.

Командиры рассказывали, как утором 22 июня фашисты разбомбили казармы войсковых частей в пограничной полосе. В одной казарме осталось в живых 32 солдата. В основном караульные, шофера. В другой - 90 человек.

Граждане недавно присоединенных западных областей Белоруссии были против Советской власти. С момента их присоединения к СССР они говорили открыто о том, что в 1941 будет война. Немцы придут, а вы вылетите, как пробка из бутылки.

Они не любили и боялись коллективизации. С полок магазинов исчезли товары и т.д."

Осенью сорок первого полк оказался под Москвой на аэродроме в Раменском. Какое-то время жили на даче Калинина, вернее, в его бильярдной. Отец часто вспоминал прекрасные мраморные столы и тот ужас и возмущение, которое он испытал, когда кто-то из его товарищей взял и отрезал со стола кусок сукна: Зачем?! Ужаснулся отец.

- Сапоги чистить. Все равно все это немцам достанется.

Такого варварства отец не понимал. Даже если стол оставался немцам, то все равно портить такую красоту, по его разумению, не стоило.

О боевой работе полка той поры мы можем судить, опираясь на данные о боевых потерях в октябре 1941. Вероятно, все это происходило уже под самой Москвой. Боевые потери приходятся на 03, 06, 07, 08 октября 1941. В двух случаях указывалось "не вернулся с боевого вылета", в двух - "погиб".

Трагическим для полка днем стало 10 октября 1941. Возможно, когда-нибудь мы узнаем, какое задание выполнял тогда полк, а вот то, какой ценой, можно сказать сейчас.

В тот день, когда немецкие войска рвалась к Москве путь им ценой своей жизни преградили десять авиаторов 39 с.б.а.п. и среди них командир полка майор Захарычев Павел Никитович. Примечательно, что все десять числятся, как "не вернувшиеся с боевого задания". Далее боевые потери относятся к 23 октября - два человека (лётчик и штурман), 29 октября (лётчик и штурман), а затем 5-го и, наконец, 6-го ноября 1941 года. Во всех случаях одна и та же запись: "Не вернулся с боевого задания". Я посмотрел военный билет отца: "Западный фронт. С июня 1941 по ноябрь 1941 в должности начальника связи эскадрильи". К сожалению, свою лётную книжку он передал в музей истории 39 полка.

В докторской диссертации А.Г. Федорова "Авиация в битве под Москвой" отслеживая боевой путь 10-й смешанной авиадивизии, я с удивлением прочитал о том, что она находилась в составе Резервного фронта. Странно! Отец всегда говорил о том, что они были на Западном фронте. Разгадка пришла буквально через несколько страниц, когда автор описывал подвиг экипажа 39-го бомбардировочного полка в составе летчика старшего лейтенанта Б.К. Горелихина, штурмана лейтенанта С.М. Рябикова и стрелка-радиста старшего сержанта Г.А. Казаченко 43-й авиационной дивизии ВВС Западного фронта.

И штурмана Рябикова и стрелка-радиста Казаченко я хорошо знал по рассказам отца, и они еще будут фигурировать в этих воспоминаниях.

К середине ноября в полку оставался всего один самолет. Полк должен был убыть на переформирование в Энгельс. Как вдруг поступил приказ послать оставшийся самолет на Волоколамское шоссе с задачей сделать пробку и хоть на какое-то время блокировать движение. И тогда начальник штаба, по-видимому, вспомнив, что Поляков недавно учился в Москве, и, следовательно, знает город, вызвал старшину Глыгу и штурмана Полякова и поставил перед ними боевую задачу. Уже прощаясь, тихо посоветовал отцу: "Сразу же по возвращению, бросьте самолет, и дуйте на вокзал, иначе они будут гонять вас, пока не угробят".

Сразу же из Раменского взяли курс на Запад, забираясь все выше и выше. При подходе к цели отец приказал пробивать облака и, когда появилась видимость, перед ними открылось Волоколамское шоссе. За время полетов на Московские парады отец видел его много раз, но то, что предстало перед ним сейчас, ошеломило. Сколько мог видеть взор: автомобили, бронемашины, танки... Колонне не было конца и все это двигалось на Москву! Именно тогда отцу впервые стало по-настоящему страшно. Страшно за страну, за Родину, за семью… Из-за плохой погоды противник, вероятно, авиации не ожидал. Не было видно и "Мессершмиттов". Стали на боевой курс, первая бомба - "пятисотка" пошла. Взрыв произошел буквально возле шоссе и снес с полотна дороги добрый десяток машин, но пока СБ делал разворот, чтобы вновь выйти на цель этот поток машин продолжился, как ни в чем не бывало. В небо потянулись трассы эрликонов, по курсу стали рваться зенитные снаряды. Вторую бомбу отец уложил точно посередине шоссе и с радостью увидел огромную воронку, которая хоть на время остановит этот страшный поток. В воздухе показались, по-видимому, вызванные по радио "Мессершмитты" и, спасаясь от них, назад пошли на бреющем, прижимаясь к земле и используя каждую балку. Километров за сорок от Москвы отец увидел ряд пушек, обращенных на запад, за ним второй, потом третий, устанавливался четвертый, разгружался пятый... Столько артиллерии отец не видел ни до, ни после. Он радостно стучал Глыгу по плечу и кричал: что-то вроде "Хрен им, а не Москва!"

Поскольку сзади висели истребители, решили нарушить запрет и пойти на столицу, что категорически запрещалось. Но выбора не было. Москва ощетинилась залпами зениток. "Мессеры" развернулись и ушли, а "СБ" пошел над столицей, уклоняясь от снарядов своих же зениток. Памятуя, что "один снаряд дважды в одно место не попадает" Глыга бросал самолет от взрыва к взрыву.

Косвенно отображение этого полёта я обнаружил в книге Дмитрия Хазанова "1941 год. Война в воздухе". "По советским данным, в октябре 1941 г. на Москву произведен 31 налет, а по немецким - 23". Таким образом, полет отца попал в общую статистику защитников Москвы.

Впоследствии, уже в мае 1945 года отец получил медаль "За оборону Москвы". В удостоверении указывалось: "За участие в героической обороне Москвы тов. Поляков Евгений Матвеевич указом Президиума Верховного Совета СССР от 1-го мая 1944 года награжден медалью "За оборону Москвы" № 007029.

Хронология боевых потерь
39 л.б.а.п. 43 с.а.д
Западный фронт

Дата	Фамилия И.О.	Воинское звание, должность	Примечание
25.09.41	Яковлев Ф.А.	Мл. л-т Лётчик-наблюдатель	Не вернулся с боевого задания
03.10.41	Василенко А.К.	Л-т Младший лётчик	Погиб
06.10.41	Юрьев Д.С.	Л-т пилот	Погиб
07.10.41	Микенко П.Е.	Л-т Командир звена	Не вернулся с боевого задания
08.10.41	Цыс Ф.А.	Ст. л-т Адъютант эскадрильи	Убит
10.10.41	Воробьёв М.А.	Л-т Начальник связи эскадрильи	Не вернулся с боевого задания
10.10.41	Галь Г.И.	Л-т Стрелок-бомбардир	Не вернулся с боевого задания
10.10.41	Дибров Г.И.	Капитан Командир эскадрильи	Не вернулся с боевого задания
10.10.41	Дмитрюк П.М.	Капитан Штурман эскадрильи	Не вернулся с боевого задания
10.10.41	Захарычев П.Н.	Майор Командир полка	Не вернулся с боевого задания
10.10.41	Косинский В.М.	Мл л-т Младший лётчик	Не вернулся с боевого задания
10.10.41	Красихин И.И.	Ст. л-т Командир звена	Не вернулся с боевого задания
10.10.41	Пылев В.М.	Л-т лётчик	Не вернулся с боевого задания
10.10.41	Федюнин И.Н.	Капитан	Не вернулся с боевого задания
10.10.41	Яковлев Ф.И.	Л-т Ст. лётчик-наблюдатель	Не вернулся с боевого задания
23.10.41	Левин В.И.	Капитан Командир эскадрильи	Не вернулся с боевого задания
23.10.41	Петров А.С.	Ст л-т Штурман звена	Не вернулся с боевого задания
29.10.41	Коломиец Л.И.	Мл. л-т Командир корабля	Не вернулся с боевого задания
29.10.41	Новак И.Д.	Ст л-т Помошник нач штаба по разведке	Не вернулся с боевого задания
05.11.41	Лебедев Д.К.	Л-т Стрелок-бомбардир	Не вернулся с боевого задания
06.11.41	Коновалов И.Л.	Ст. л-т Зам командира эскадрильи	Не вернулся с боевого задания
1941	Фидоренко Юрий	Мл. л-т Стрелок-бомбардир	Пропал без вести

 

Дальше

 

© В.Е.Поляков, 2010.