Евгений Чорный

Соколиный полет "пешки"

6. Асы и Герои
(о Полбине И.С. и других)

С Полбиным я познакомился, когда он еще командиром полка был. В 42-м, когда сам на фронт попал.

Хотя я в другом полку был, но так получалось несколько раз, что вместе на задания летали, в одной группе. Полбин - как командир, ведущий группы, а я в группе как рядовой летчик. И было там, что после выполнения заданий, при разборе командиром выполнения задания, он отмечал недостатки и какие-то успешные действия. И спрашивал, кто из летчиков какие-то действия делал во время боя. Фамилию спрашивал.

После этого он как бы запомнил меня и всегда узнавал, по фамилии окликнет, поздоровается.

Полбин Иван Семенович (1905-1945)

Потом, когда он уже командиром корпуса стал, начал для определенных задач отбирать летчиков - уже лучше познакомились. Хотя никаких приятельских отношений или там разговоров у меня с ним никогда не было. Всегда как между командиром и подчиненным.

Но всегда узнавал, если где-то встретит, если рядом оказался всегда и за руку поздоровается. Может, не спросит ничего - куда-то спешит. Но даже если где-то так в стороне заметит, как знакомому улыбнется, кивнет головой - всегда. И не только со мной так. Кого он знал, запоминал - не делал вид, что не замечает.

Уже будучи командиром корпуса такой же оставался. Хотя, казалось бы, он командир корпуса, а я - сержант. Потом уже лейтенантом, но все равно.

Это не только со мной - со всеми так, кого знал, кого запомнил из летчиков, штурманов, техников.

Было у Полбина такое, если кого-то заметил из летчиков, по каким-то своим соображениям, запомнил - потом уже не забывал. И не только летчиков.

Он таких привлекал для каких-то заданий, для отработки каких-то новых приемов. Та же "вертушка" или когда создали группу, так называемых, "охотников" - считалось как бы, что со всего корпуса отбирал летчиков. А вначале и для "вертушки", и когда отряд "охотников" создавали это были небольшие группы - семь-восемь человек.

Для "вертушки" с разных полков были привлечены летчики. Когда отряд "охотников" создавался, то сначала это было семь экипажей только с нашего, 82-го полка. Наш полк как бы считался на особом счету у Полбина.

Между полками там было как бы некое соревнование. Из одного полка какое-то задание не смогли выполнить, а с другого - выполнили. Такое соперничество что ли. Какой полк лучше, где более подготовленные летчики. На совещаниях командиров это отмечается, примеры приводятся.

Наш полк на хорошем счету был у Полбина. Говорили, что он чаще, чем в другие полки, именно к нам прилетал. Любил к нам прилетать. А прилетал он зачем - задание какое-то давал.

* * *

Потом, через какое-то время, в других полках начали создавать свои такие же отряды для освоения "вертушки", для той же "охоты". Когда, по-видимому, было получено "добро" на увеличение таких экипажей от командования, после доклада о результатах применения такой тактики.

*

"Охотниками" называли тех, кому разрешалось летать в одиночку, не получая никакого задания. Сам летишь, сам находишь цель или цели. С какой высоты, с пикирования или с горизонтального полета сбрасываешь бомбы, все бомбы в одну цель или по разным - летчик, как командир, сам принимает решение. Летали в большинстве случаев без всяких истребителей прикрытия.

Сам себе - кум королю, как говорится. Не всем так разрешалось летать. Многие и не любили, считалось, что это более опасно, чем когда строем, группой летишь. Не знаю, мне всегда больше нравилось летать именно на "охоту". Ни от кого не зависишь, сам соображаешь, что надо и как делать. А от истребителей уходить - к тому времени, когда начали эту "охоту", у меня уже настолько было отработано и продумано разных приемов, что я и не боялся. На задание в одиночку, еще до этих "охотников", уже много раз летал. Та же разведка с фотосъемкой это почти всегда одного посылали. За это время я уже выучил, продумал все приемы немецких истребителей и как от них уйти. А "охота" еще лучше - тебе никакого задания не дают, никакой цели не определяют. Иногда тыкнешься куда-то, тебя там так встретят, уйдешь - в другом месте цель найдешь, отбомбишься, где-то еще отстреляешься из пулеметов по немцам.

* * *

Когда Полбин отбирал летчиков для таких заданий, какие-то у него свои соображения были. Какая-то своя симпатия почему-то, кому-то доверял. А все это получалось как лучшие экипажи, лучшие летчики в корпусе. Ни про каких ассов, как сейчас любят говорить, тогда речи не велось.

Иногда было, дают задание и сообщают, что Полбин лично приказал отправить на это задание именно тебя. Оно, конечно, доверие командира корпуса. Выполнение задания "в особо сложных условиях".

Но все сидят по землянкам потому, что погода не летная, баланду травят, а тебе лететь. Каждый такой вылет - это ж жизнью рискуешь. Идешь к самолету для выполнения такого задания, никаким героем себя не чувствуешь. Все внутри сжимается, что уже при взлете погибнуть можешь.

* * *

Его же штурман, с которым Полбин почти всю войну пролетал. Тоже своя история, как судьба на войне распоряжается.

Когда мы на фронт попали, в одном из экипажей из нашего пополнения штурман был - Миша его звали . Хороший такой парень, лейтенант. Мы с этим Михаилом вначале даже как бы начали приятельствовать.

Парень такой же по возрасту как я. Правда, штурманы лейтенантами выпускались в отличии от нас - летчиков. Был там приказ такой - всем летчикам 40-го и 41-го годов выпуска младших сержантов присваивали, а не лейтенантов. Сначала и не понимали разницы, а когда уже на фронт попали, то - разница большая оказалась. Одни относятся к офицерскому составу, а другие - к рядовому.

* * *

Полбин этого Мишу, как штурмана, почти сразу и забрал себе в экипаж. Его штурмана то ли ранило тяжело, и он тогда с разными как-то летал. Видно, подбирал себе нового штурмана. Тот, кто с командиром полка летает - это уже штурман полка.

Один-два раза слетали, когда Полбин был командиром группы. Где-то этот Миша на разборе полетов что-то сказал, предложил чего-то. Полбину понравилось, как он запоминает, соображает - и к себе в самолет посадил. Договорился как-то перевести этого Мишу потому, что это даже не из его полка был штурман. И так они вместе уже до самой гибели и летали.

* * *

Так этот Миша почти сразу из простого штурмана стал штурманом полка. А штурман полка - это майорская должность. Через несколько месяцев Мише присвоили старшего лейтенанта. Месяца три или сколько там еще прошло - капитана дали. Такие звания во время войны через, кажется, три месяца могли присваиваться, если на должности находился, которая позволяла. Выслуга лет уже не имела значения. А уже майор и выше, то эти "три месяца" на должности уже так не действовали.

Полбин на дивизию и почти сразу на корпус ушел - и экипаж с собой. Миша - флагманский штурман дивизии, а потом и корпуса. А штурман корпуса - это уже полковничья должность. И где-то в 1944-м году этому Миши 23-и или 24-и года, а он уже подполковником стал.

Ближе к концу войны, когда прилетят в полк - с Мишей уже как-то и неудобно разговаривать. Вроде бы мы с ним на "ты", но он подполковник, а я там - лейтенант. У нас все командиры полка - майорами были.

Этот Миша не глупый, нормальный был парень, не строил из себя "полковника". Знал свое место, что называется. Когда так прилетал с Полбиным в полк, в основном со своими сверстниками находился, к старшим офицерам в компанию не старался попасть.

Вместе с Полбиным под Бреслау так и погиб, хотя разное тогда судачили.

* * *

Полбин сам был такой - из летчиков-хулиганов. Были такие. Смелый, отчаянный - который часто делает то, чего нельзя. Таких в авиации всегда много. И таких наказывали обычно. А кто-то становился героем.

Вот тоже - награды, героизм - и не поймешь, почему так происходит. Какая-то судьба у каждого. За время войны ни один раз в этом убеждался. И то, что со мной самим было, и на примере других. Вроде бы одно и тоже сделали - скажем, в особо трудных погодных условиях слетал на разведку, выполнил задание, сфотографировал все. Одного награждают, а другому даже благодарности не объявляют. И пойми - почему так.

Или взять того же Панова, был у нас такой летчик в полку. Летчик исключительный, один из лучших, наверное. И не только среди летчиков нашего полка. Этот Панов, наверное, такой же как Полбин был. По своим способностям летать, по мастерству пилотирования. Помоложе Полбина, конечно, но на войне это не так и важно было.

А как летчик - исключительный, смелый, не признающий каких-то правил. Как про Полбина говорили, так и про этого Панова можно было сказать - не признающий никаких авторитетов. Что так делать нельзя, так летать нельзя. А они делают.

Причем, этот Панов какой-то пустой бравадой не занимался. Как другие там чудили на спор или себя показать перед другими. Все, что он делал - направлено было именно на боевое применение. Именно как использование всех возможностей самолета "Пе-2" в боевых действиях. Он в числе первых попадал, и когда "вертушку" начинали только осваивать, и когда попозже группу "охотников" создали.

А это сам Полбин лично отбирал летчиков - и для "вертушки", и для "охоты". Он мог со всего корпуса, из любого полка взять летчика. Как летчика он его знал и, вроде, в числе лучших признавал, а летал Панов рядовым летчиком. И разжаловали его из старлей до рядового. Почему так? Трудно сказать.

Полбин как летчик опытный, грамотный был - сам хорошо летал и видел, кто как летает, как соображает.

Казалось бы, одинаковые по характеру. Один - генералом стал, а другой - начал войну старшим лейтенантом, а закончил рядовым...

* * *

Оно, действительно, Полбин сам был из таких летчиков - оно как бы и смелый, а, с другой стороны, как воздушный хулиган. Как тот же Чкалов, который погиб именно при испытании Пе-2. Из-за этого тоже было - чуть не запретили довести до конца испытания этого самолета. Снять хотели с производства.

Поэтому если и другие чего творили, то Полбин не очень распекал или старался наказать.

*

И Полбин, и Чкалов - были одного поколения летчики. Чкалова до войны почти все знали, а Полбина - уже во время войны узнали. Но характеры у многих летчиков того поколения были похожие.

Это были летчики, которые - им говорят, что такое нельзя сделать на самолете, а они - берут и делают то, что до них никто не делал. Что было запрещено делать потому, что и сами конструкторы не представляли, что данный самолет способен на такое.

Они там на земле думают, что может этот самолет, а чего не может. А летчик в воздухе чувствует самолет уже по-другому. Чувствует, что может - и делает. А вы там потом разбирайтесь, почему думали, что он такое не выдержит - в таком режиме, при такой нагрузке - а он выдержал... и крылья не поотлетали или еще чего-то.

А уж на фронте летчики еще чаще делали то, что никто до этого не делал. Были случаи, что как бравада это делалось, хотя и смелость была. Хулиганством можно было считать. А во время войны и до трибунала могли дело довести. Погибали из-за таких глупостей, а то, в лучшем случае, самолет побьет. А это ж - боевая техника выведена из строя.

Но в большинстве случаев многое делалось такого, о чем ни на каких занятиях не учили, поскольку это становилось определенными приемами, которые помогали выжить. Все время старались чего-то новое придумать, неожиданное для тех же истребителей. Каждый летчик старался свое что-то придумать. Но и немцы тоже свое придумывали. Так оно и происходило - кто кого перехитрит.

* * *

И у нас в полку были такие. Скажем у каждого, которые летали на "охоту" были свои какие-то приемы. Которые другие и не знали, и не делали. Тот же Панов никогда не рассказывал, как он поступает в каких-то ситуациях. Были такие, что делились своими находками. Какой-то маневр с использованием определенных технических возможностей самолета. Каждый чего-то придумывает, пробует. И появляется у каждого летчика, что называется, свой почерк.

А были такие, что вытворяли разное.

Между телеграфными столбами на спор один пролетал под проводами. Как Чкалов под мостом. Тоже - спорит, а глазомера и мастерства не хватало. Побоялся к земле прижаться - а там можно было, и прошел бы нормально. А он слишком высоко над землей, больше метра где-то взял, и зацепил антенной. Она у "пешки" сверху была. Сзади возле кабины пилота, крепился такой железный прут, от которого провода двух антенн до хвоста тянулись, в разные так стороны.

Этим прутом для антенны, он как раз повыше был, за провод, который висел между столбами, зацепил, антенну оторвало. Хорошо, что так. Могло так зацепить, что самолет крутануло бы, крылом об землю и погибли. Причем не сам это делал, вместе с экипажем, когда прилетел после выполнения задания. И перед тем как садиться - учудил такой фортель.

Все: самолет выведен из строя - связи нет. Надо его ремонтировать, значит исключать из боевого расчета. На нем лететь на задание уже нельзя. И этого "Чкалова" уже при каждом случае ругают, и командир полка, и замполит на комсомольских или партийных собраниях. Пока другой, такой же герой, чего-то не отчебучит.

Наказывали как-то. Но чем такого накажешь. На гауптвахту его посадишь или что? Кто вместо него будет на задания летать. Обычно, подобное вытворяли те летчики, которые хорошо летали. Поэтому наказывали в основном упоминанием на всяких там собраниях. Одному стыдно, а другому - смешно.

Было и "бочку" один из молодых летчиков сделал - Панин был такой. Он был из тех летчиков, которые в 43-м как пополнение в полк приходили. К тому времени уже с полгода или побольше провоевал.

На бомбардировщике сделал фигуру высшего пилотажа, которую только на истребителях, так считалось, можно было выполнить. Ну, Панин, это такое, хотел доказать, что уже тоже стал летчиком не хуже, чем опытные. Все просился, чтобы его включили в группу "охотников", что он уже готов летать на такие задания.

Старался чего-то показать, а насколько, действительно, способен летать - еще свой вопрос.

*

Этой "бочкой" Панин, конечно, прославился - не только в нашем полку о нем узнали. И, буквально, через два месяца после этого погиб. Причем погиб так - как бы нелепая смерть. Хотя, что тут скажешь - погиб, спасая товарища.. Но смерть тоже разная бывает.

Ему посмертно присвоили Героя Советского Союза. Он стал первым Героем в нашем полку. Но ничего героического, по сравнению со многими другими летчиками, он не совершил. А в смысле выполнения боевых заданий, заслуг по уничтожению врага - его просто еще и не посылали на те задания, на которые другие летали.

* * *

Вот странно - один становился героем, а другого наказывали. А совершали они, если вдуматься, одно и то же. В разное время, но если разобраться - сделали одно и тоже.

Тот же Панов по характеру, наверное, такой же, как и Полбин был. А как летчик, возможно, даже и посильнее был. В смысле - индивидуального пилотирования самолетом, умении использовать возможности самолета. Воевал он как никто, наверное. Как командир, ведущий группы - трудно что-то сказать, насколько он был способный, его никогда так и не назначали.

Он еще до войны начал служить, орденом наградили в финскую войну. На СБ еще летал. Начал воевать с первых дней войны. Уже старшим лейтенантом и, кажется, командиром звена в полк попал. Такие, если выживали - к концу войны командирами полка заканчивали, а то и выше.

А он до конца дошел. В полку ни у кого больше него боевых вылетов, наверное, и во всем корпусе не было. Чего-то у него за 250 боевых вылетов. 265 или что-то такое. Причем, его почти и не сбивали ни разу. Он вообще за всю войну ни одного самолета не потерял, один раз подбили, кажется, но он посадил горящий самолет. Причем, на свой же аэродром.

Это не только везение - такой он летчик был, умел так летать. В этом смысле - летчик уникальный. Наверное, сильнее его и не было у нас в полку летчика. И не только в полку.

А вот характер и... не знаю, судьба. Почему так. Я иногда себе думал, еще тогда, на фронте. Да, переведите вы его в истребители. Такой летчик - его и переучивать не надо. Он на любом самолете полетит. Ну, не бомбардировщик он, не может он летать вот так - со всеми в строю.

Нет, он летит как все. Все выполняет, бомбит, вместе со всеми летит домой - до тех пор, пока не оказывается над линией фронта. Точнее, перелетели линию фронта, своя территория началась.. Всё..

Все летят в строю - Панов ушел воевать сам.. И так - каждый раз. С первого раза, с первого вылета, как в полк пришел - как начал, так и продолжал до конца войны. Кто бы чего ни говорил, какой бы ни был командир, кто бы ни вел группу.

На задание идем, не важно несколько звеньев, эскадрилья, полк. Отбомбились, назад идем. Линию фронта перелетаем - Панов покидает строй. Поворачивается и опять уходит - то ли за линию фронта, то ли тут же по передовой ходит. Пока весь боекомплект не расстреляет - назад не прилетит.

Командир группы, командир полка там кричит: Панов, вернуться в строй!

"У меня еще патроны есть в пулеметах - домой рано возвращаться.." - и весь разговор.

*

Прилетает - его начинают воспитывать. Чего только не делали. И командиры разные беседы проводили, и какие-то там собрания устраивали. Он комсомолец, вот нас соберут, кто комсомольцы из летчиков - мы вроде должны его осудить.

Чего там осуждать. Он со всеми слетал. Все уже домой полетели - а он пошел по окопам немецким стрелять. Где передовая, куда сунься только - собьют. Сам по себе, по своему желанию туда никто не хотел залазить. Свои или чужие в тебя попадут - там не поймешь. Тем более он не куда-то летит, где затишье, а именно туда, где кипит все. Попробуй туда слетай и живой вернись.

Все ж это знают - а тут его, вроде, осуждать. Сам он молчит. На всех таких собраниях - его спрашивают, а он молчал.

Чего-то там кто-то выступит, замполит кого-то найдет, проголосуем все.. Что нельзя в бою не слушать приказов командира, что там еще чего-то.. На следующий вылет - все тоже самое. Через линию фронта перелетели, т.е. группа успешно выполнила задание, уже над своей территорией, - Панов разворачивается и пошел опять за линию фронта - на свободную "охоту". Но когда он начал так летать, еще и в помине не было никаких "охотников". Сам такое придумал, взял себе в голову такое - и делал.

* * *

Разжаловали его. Сначала до лейтенанта или младшего лейтенанта. Потом вообще стал вопрос, что разжаловать до рядового состава. Тогда еще такие, как я - сержантами были. То есть солдатского звания и летчики летали.

Вызвали с фронта отца этого Панова - хотя он был приемным сыном у него. А тот отчим был в тот момент командиром танковой дивизии. Это ж на фронте, и та танковая дивизия тоже воюет - но как-то сообщили, вызвали этого отчима.

Приехал - генерал. Чего-то они там несколько дней вместе разговаривали. Слетает на задание, и вечером в хате вместе с отчимом. Еще день так. Два или три дня так. На сколько там этого комдива танкиста могли отпустить с фронта для воспитательных бесед.

Не знаю, чего он там - обещал или нет. Этот генерал, отчим, уехал - очередной вылет, Панов все то же самое делает. После бомбежки со всеми долетел до линии фронта, группа только перелетела, он развернулся и пошел расстреливать свой боекомплект.

И штурман, и радист-стрелок у него такие же были. Подобрались как-то - никто из них не жаловался, не просился, чтобы на другой самолет перевели.

И так его до рядового и разжаловали. Как был награжден одним орденом до войны, еще за финскую кампанию, никаких больше наград. Уже после окончания войны еще чего-то там дали, медаль какую-то. И звание лейтенанта присвоили, кажется.

* * *

Шутка сказать - более 250 боевых вылетов. Для летчика "пешки" - это дважды Герой Советского Союза. Были там свои как бы нормы, по которым награждали истребителей, бомбардировщиков. Истребителей - от количества сбитых немцев. Не помню, сколько успешных боевых эпизодов - и присваивали им Героя. А у нас, да и вообще у бомбардировщиков, от количества боевых вылетов.

Хотя это тоже так. Кто-то и меньше имел вылетов, но - его представили. Тому же Новикову. У него и ста вылетов не было. Сбили его, вроде погиб. Ну, посмертно его представили к званию Героя. А он вернулся из плена - а тут на него и подтверждение пришло - Героя присвоили.

И хотя было там - некоторые чего-то начали, что "герои в плен не сдаются", но - так и осталось.

* * *

За 150 боевых вылетов, совершенных на Пе-2 положено было звание Героя присваивать. За 250 боевых вылетов - дважды Герой.

Для других типов самолетов свои как бы были нормы. На Ил-2 - меньше вылетов надо было сделать. Для бомбардировщиков - от типа самолета свое количество вылетов было. Тоже свои "бухгалтеры" эти нормы устанавливали. Не просто боевые вылеты считались, а, так называемые, подтвержденные боевые вылеты.

У меня, допустим, за время войны было совершено 148 боевых вылетов, из них 139 "подтвержденные". Подтвержденные боевые вылеты - это те задания, которые были засчитаны как выполненные не только по данным фотоснимкам, которые делались фотокамерой, установленной на самом самолете, что ты бомбы сбросил на заданную цель. Свои там самописцы еще записывали, с заданной ли высоты совершил бомбометание, потом эти записи снимают, проверяют - задание выполнено или нет.

А какое-то время было еще, что одновременно должно были подтвердить выполнение наблюдатели с земли. Это в основном с передовой такие сведения передавали. Фотоснимки показывают, что выполнено задание, а с земли нет подтверждения. И уже как бы не выполнено, под вопросом выполнение - не подтвержденное.

Были случаи, когда эта фотокамера поломается, штурман не смог отснять, или пленка засветится. Осколок от снаряда попадет. С передовой подтверждают, что бомбил, а снимков нет. То же такой вылет считался "неподтвержденным".

А то снимки есть, а кто-то сообщает, что не видел, как ты отбомбил. Когда на "охоту" летишь, в тылу у немцев цель находишь - какие там наблюдатели могут быть. Партизаны какие-то или кто, не поймешь.

Чего-то такое там мудрили для контроля. И получались как бы боевые неподтвержденные вылеты. Потом такое подтверждение от наземных наблюдателей отменили. Потому что начали из той же пехоты - в основном с передовой такие подтверждения поступали - сообщать, что не видели. Чтобы еще раз отбомбили, хитрить так начали. Если не отбомбили - значит, повторно отправляли на задание.

Дали пехоте возможность, таким образом, авиацией командовать - они быстро сообразили. Когда с этим разобрались, то отменили такое подтверждение от наземных наблюдателей... А незасчитанные вылеты так и остались.

Во время войны об этом как-то и не задумывался, не казалось важным. Но при награждениях это учитывалось...

*

Если бы я полгода в госпитале, после ранения в 42-м, не провалялся, то больше бы вылетов сделал. А то, что большинство этих вылетов сделал, будучи уже инвалидом второй группы - об этом никто не знал, конечно.

* * *

Не знаю, сколько там, у Панова, было этих "подтвержденных" вылетов. Да у него, наверное, только "в особенно сложных условиях" около 100 вылетов было. В нашем полку ни у кого больше не было. И в дивизии, а, скорее всего, и во всем корпусе.

Те, кто знал, что это за вылеты, когда так записывали - им объяснять не надо. Некоторым за несколько десятков таких вылетов уже Героя давали. Не глядя, сколько он вообще сделал вылетов. А многие всю войну отлетали - и ни одного такого вылета не имели. Такие летчики.

Любой вылет "в особенно сложных условиях" - это когда минимум несколько раз за вылет погибнуть должен - по всем летным меркам. При взлете и при посадке погибнуть. Не говоря уже о самом выполнении задания. Таких летчиков, которых на такие задания посылали - не много было. И в нашем полку, и в других - единицы.

Погодные условия такие, что никто не летает, а ты должен взлететь, чтобы разведданные добыть. Приказ командующего армии или фронта.

Или просят сбросить хоть одну бомбу, чтобы подавить какой-то дзот или несколько таких дзотов на каком-то участке фронта. Навешивают бомбы, иногда смотришь - чуть ли не с перевесом. Тут и без бомб не взлетишь - такая полоса взлетная. Это ж полевые аэродромы, если бы какая-то бетонка была, хотя бы щебнем посыпано. Иногда уже не выдержишь: куда вы это вешаете, как с этим взлететь.

Схема положения пикирующего бомбардировщика Пе-2 при пикировании под углом 70 градусов

Оно ж этим все определялось. Допустим, задание подавить две цели. Если берешь две бомбы по 250 килограмм - взлететь еще можешь на такой взлетной полосе. Но промахнуться уже не должен. Взять дополнительную бомбу, чтобы в случае промаха сделать еще один заход - состояние взлетной полосы не позволяет.

А то и берешь. Оно так определялось, и сам смотришь, и другие, сколько целей, сколько можно взять. Если бы была нормальная взлетная полоса, можно было бы 4-е такие бомбы взять. Всегда лучше иметь возможность, в случае чего, еще раз зайти на цель и отбомбиться. Или подвесить две ФАБ-500, то есть 500 килограммовые. Если бомба мощнее, уже не такая точность попадания требуется.

Но погодные условия такие, что по-другому не получается выполнить задание - надо двумя бомбами два дзота, допустим, уничтожить. Или дзот и еще какую-то огневую точку. То есть надо попасть с первого раза, без всякого промаха.

Или еще раз лететь. А второй раз на этой взлетной полосе уже и не взлетишь. Дождь еще сильнее начинает уже идти, или снег усилился. А было и не один раз, что взлетаешь не по этой взлетной полосе, а рядом, чуть ли не поперек - за счет травы не так грязь развезло, как на этой взлетной полосе.

За время такого взлета почти всегда несколько раз, что называется, в сантиметрах от смерти проходишь. Самолет не отрывается от земли, юзом скользит, начинает разворачивать - грязь на шасси налипает комьями, глина размокшая как бы держит, не отпускает. Шасси не крутятся, винты тянут, ручки газа еще больше вперед толкаешь, самолет скользит, а не отрывается, вроде бы уже и скорость набрал. Чуть сильнее передал обороты моторам - самолет скапотирует, перевернется, бомбы сдетонируют. Когда уже бомбы подвешивают, их ставят на взвод. Там только стопор был такой, который уже сразу скручивался, когда бомба оказывалась в воздухе. Пропеллером тоже таким сделан был и воздушный поток сразу его скручивал - тогда уже от малейшего толчка, соприкосновения бомба срабатывала.

* * *

А аэродромы эти полевые - всегда какое-то дерево или овраг то ли сбоку, то ли в конце полосы. Так оно не мешает взлетать. А когда самолет начинает водить из стороны в сторону, то это дерево, которое не мешало, оказывается рядом.. Скорость разбега надо увеличивать, а тебя в это дерево несет. Или в овраг, или столб какой-то. Когда так взлетаешь - весь мокрый потому, что всегда есть два-три таких момента, когда все сжимается в тебе, что вот сейчас все..

* * *

Вот и посылают один из тех экипажей, который может взлететь и умеет снайперски бомбить. Так и называли - снайперские экипажи. По общим требованиям при бомбометании с пикирования считалось попадание, если бомбы падали в пределах 40 - 50 метров от точки прицеливания. Отличное - с точность в пределах 10 метров.

Но с такой точность дзот не взорвешь. Даже в пределах 10 метров и то, если 500 килограммовая бомба будет. Да и то, повредит, но не разрушит. То есть из него еще смогут продолжать вести огонь.

А если меньше бомба, то надо прямо в него попасть. Причем лучше не так, чтоб именно на крышу дзота бомба попала, а под основание. Тогда эту головку дзота просто вырывает из земли взрывом. Я всегда так старался прицелиться и попасть. Все так старались попасть, кто умели точно прицелиться. Если на крышу дзота попасть, она, конечно, обрушиться, но то что в земле останется целым. А если под основание попадать, то дзот вырывало просто из земли как тот зуб, с корнем, что называется. После такого удара уже ничего там не можно будет использовать. Это проверено было и всем известно.

* * *

Вот такие попадания называли снайперскими. А экипажи - снайперскими. В том же нашем полку не много таких было.

При пикировании основное прицеливание осуществляет летчик через свой прицел. Но точность попадания зависела не только от умения летчика прицелиться. Прицеливание летчик делал за счет управления самолетом во время пикирования.

Но нужно было рассчитать силу ветра, направление, чтобы учесть снос и самолета и бомбы, выставить правильно- это уже штурман на своих приборах должен был все делать. И точно выставить эти данные. Оно именно прицел летчика регулирует. Тогда уже зависит, насколько летчик в прицел точно словит саму цель. Подведет прицел точно именно в момент сброса.

Если штурман не опытный - такое накрутит, даже в самое "яблочко", как говорится, прицелился - бомба далеко упадет. Оно еще зависело, какой летчик как больше любил к цели подводить это "перекрестие". А это - кто как пикирует. С низу к цели подводишь или сверху. То есть самолет как бы начинаешь выводить из пикирования или, наоборот, еще в более крутое пикирование вводишь в самый последний момент. Тогда и штурман тоже должен учитывать это. Это уже, так называемая, слетанность экипажа. Поэтому и говорили - снайперский экипаж.

Если хороший, грамотный штурман и летчик опытный, умеет прицелиться, выдержит курс при атаке - попадание обеспечивалось в пределах метра. Ну, полтора, может.

Если нормально прицелишься, то прямо вовнутрь окопа бомба попадала. Куда и целишься, чтоб не рядом с окопом немцев, а именно в середину окопа влетела. И не то, что случайно одна попадает. Все четыре так попадают, одна за одной. Если опытный уже экипаж, слетались, летчик и штурман друг друга с полуслова понимают - могли так бомбить.

А ширина окопа, какая там делалась - чтоб два человека могли разминуться.

* * *

Хотя обычно считалось нормой, если бомбы попадали в цель в радиусе 10 метров. Это как бы хорошая точность. Точность попадания во многом определялась, с какой высоты сбрасываются бомбы.

Во многих частях так и бомбили, как это было предписано по инструкции: при вводе в пикирование с 3000 метров, вывод начинался на 1800 метрах. Чтобы высота вывода была где-то 1100-1200 метров.

Вывод из пикирования начинался сразу, как только отделились бомбы.

При выводе из пикирования самолет продолжал лететь в землю за счет инерции, просаживался. Нос уже задрался вверх, моторы ревут почти на пределе, а самолет продолжает вниз падать.

Если сбрасывать бомбы с высоты, чтобы начать вывод с 1800 или 1500 метров, то хорошей точности попадания не будет. Оно, действительно, тогда 10 метров будет отличной точностью. А благодаря Полбину у нас было освоено бомбометание с пикирования с более низких высот. К концу 43-го года и дальше все это делалось на таких высотах, о которых ни в каких инструкциях и не говорилось. Бомбометание осуществлялось при выводе из пикирования на такой высоте, о которой в начале войны даже и думать никто не мог, что такое возможно делать.

Когда уже накопились и опыт, и умение, ближе к концу войны были такие случаи, глянешь - какое расстояние до земли остается, когда самолет уже перестает к земле проваливаться, потянуло его вверх - метров 50 оставалось. На глаз определяешь - никто не измерял этого расстояния. Может 70 метров, но то, что меньше 100 метров оставалось до земли - это точно. Там, конечно, от той перегрузки особенно не рассмотришь, но краем глаза, уже и опыт и привычка были к тому времени, можно было заметить и оценить.

Отсюда совсем другая точность достигалась.

И были снайперские экипажи - как их называли. Таких - не так много в каждом полку было. В одном - два, в другом полку - три, а то и один.

* * *

И когда такая ситуация - что из-за погодных условий несколько вылетов никто сделать не сможет. Или чтоб несколько самолетов взлетело. А с передовой просят, чтобы хоть несколько целей уничтожили. И получается, что надо с первого раза попасть, чтоб одной бомбой одну огневую точку подавить, а второй - другую цель. Брать запасную бомбу - уже не взлетишь. Или тебе пытаются подвесить больше. Тогда начинается, насколько гарантируешь, что с первого раза и одной бомбой попадешь или нет.

Если удачно попал, прилетаешь с такого задания - с передовой звонят, командира благодарят. Командир - чуть ли не к ордену обещает представить. А потом - оно и до медали дело не доходило. На эти обещания и на сами награды во время войны не очень обращали внимание. Написали вроде представление на орден, а наградили медалью, а то и так, что и не пришло никакой награды. Не один раз и такое было, и не понятно, почему. Может, и не отправляли никакого представления, только говорили, но... Живой остался - какая еще награда нужна.

* * *

Потом имело значение - сержант или офицер значился в представлении.

У меня: за время войны было получено 18 личных благодарностей от Верховного Главнокомандующего, вроде как от самого Сталина. В нашем полку ни у кого не было столько личных благодарностей от Сталина. Может еще у Панова, не знаю. Свои знаешь, а чужие - чего там считать. Тогда это звучало и понималось как награда. Перед строем объявляют. Все точно также как и медаль когда вручали, просто, что ничего не давалось, чтобы повесить.

Наверное, поскольку сержантом был, то вместо представлений на медали и ордена, которые писали, благодарности эти объявляли. Да тогда на фронте такая благодарность считалась между нами более значительным отличием, чем какая-то медаль. Особенно в первые годы войны. Сколько мне помнится, как между нами тогда это воспринималось. Потом уже ближе к концу стали медали да ордена более значимыми наградами.

И где-то до 44-го года благодарность от самого Верховного считалась не хуже, чем медаль. А уже после войны совсем по-другому стало все это пониматься. Когда там биографии писали и количество наград, то даже упоминать перестали, только ордена и медали стали указывать. Столько героев после войны стало, такие ордена и медали понавешивали. А наградные колодки когда начали вешать, в четыре-пять рядов такие ленточки висят.

Ленточки от орденов, которыми только генералитет награждался - а у него несколько таких. И рассказывает еще сам, как в Ташкенте во время войны было им тяжело.

*

На подобные задания такие снайперские экипажи и посылали. Со своей очередностью. Если этот летал сегодня, то следующий раз уже другого посылают. Хотя тоже по-разному было. Иногда приходилось выполнять задание, которое сначала и не на наш полк приходило. Соседний полк не смог выполнить - из нашего посылают.

Панов был одним из таких летчиков-снайперов, как тогда на собраниях говорили. Когда молодым летчикам рассказывали, на кого им надо равняться в усовершенствовании своего летного мастерства и тому подобное.

* * *

Помню уже где-то к концу войны. Какое-то расширенное совещание в штабе дивизии, задание на операцию. Не только командиров эскадрильи собрали, а и звеньев некоторых позвали. Много так собралось тогда. С трех полков.

И каждый перед началом докладывает. Командир там эскадрильи или звена, гвардии капитан или лейтенант такой-то..

А это совещание командир дивизии проводил лично, постановку задачи.

Дошло дело до Панова. Он поднимается: "Командир звена гвардии рядовой Панов".

Командир дивизии, Добыш, - он знал этого Панова, сам с ним беседы беседовал, когда еще в самом начале пытались перевоспитать его - то смотрел чего-то в карту, головы ни на кого не поднимал. А тут оторвался от карты. Посмотрел в наш угол, где мы все сидели. С одного ж полка - поэтому мы все рядом сидели. Командиры полка возле комдива там за столом, а мы такими группами - по полкам.

Смотрит - а тот стоит. Команды "садись" нет. На груди у него один орден. Рядовой. У всех присутствующих уже по нескольку орденов к тому времени, медалей. Все офицеры уже. А тут - гвардии рядовой, командир звена.

Генерал Довбыш, а он хороший был и командир, и летчик сам, посмотрел на него, так как-то скривилось у него лицо, желваками поиграл несколько раз и так, как бы не громко, но все услышали: "Был дураком - так дураком и остался. Садись".

* * *

Вот как тут объяснить. Летчик очень хороший, по количеству вылетов - ему равных не было, наверное, не только в нашем корпусе. Он дважды Героем Советского Союза должен был бы быть. Просто по количеству боевых вылетов - согласно тем нормам. Даже не говоря, какие это вылеты были. В каких условиях, и какие задания были.

Всю войну провоевал, с 41-го года. Тоже - таких не много выжило, а таких, что еще и долетали до конца войны.. Он, кажется, даже и ни разу не был ранен. Тут и везение, конечно, но и мастерство как летчика. Никакие "мессеры", "фоккеры" его сбить не могли. Да он не всегда и уходил от них, как все остальные. А наоборот.

* * *

Он имел на своем личном счету два сбитых истребителя в индивидуальном воздушном бою. Он на "пешке", как на истребителе, не только провел несколько воздушных дуэлей, но и сбил несколько истребителей. Кажется, один "фоккер", а второй - "мессер". Он не боялся в воздушный бой с ними вступать. Когда на "охоту" сам ходил на такое решился и сделал. То, что он двух сбил, это говорит, что он не два и не три раза такое делал. Свои навыки, свое умение приобрести, пока научишься. Сам Панов не рассказывал, сколько раз он пробовал прежде, чем ему удалось сбить первый истребитель.

Шутка сказать, на бомбардировщике с истребителем воздушную дуэль затеять. Немцы такого не ожидали, конечно, - такого вообще никто не делал.

* * *

Были случаи, и в нашем полку, когда именно летчики сбивали истребитель. И было, что несколько истребителей именно на счету у летчика. Но все это было, когда группой летят, а какой-то выскочит под передние пулеметы - в прицел попал, а летчик успел нажать на гашетку. Прицел постоянно был включен.

Но чтобы именно в индивидуальном воздушном бое... Не знаю, может, где-то еще и были такие летчики, чтоб в одиночку на бомбардировщике атаковал истребителей. Да при этом не только вел воздушный бой, а и сбил. Да не одного. Не слышал о таких.

* * *

Много писали - и во время войны, и потом в разных воспоминаниях об использовании "Пе-2" как истребителя - о том, что несколько раз группа "пешек" атаковали и сбивали немцев. Первый раз такая атака получилась где-то осенью 43-го, когда мы бомбили на железнодорожных станциях Александрия и Протопоповка.

Как-то именно об этом случае только и упоминают, хотя были и другие такие же атаки. Наверное потому, что это был первый такой случай во время войны.

Как раз Полбин сам вел нашу группу и при отходе уже от цели "юнкерсы" оказались прямо на нашем курсе. Над своим аэродромом они строились уже в группу, некоторые только взлетали еще.

Наша группа и атаковала эти "юнкерсы".

6.1 "Пешка"-истребитель. Пикирующий бомбардировщик "Петляков-2" - "Пешка"

Из "Боевой путь 82-го гвардейского бомбардировочного авиационного, орденов Суворова и Кутузова, Берлинского полка":

"С 20.10.1943 Воронежский фронт переименован в 1-й Украинский, а наш Степной фронт во 2-й Украинский фронта.

20-го же октября мы стали свидетелями небывалого в истории Отечественной войны случая. С Харьковского аэродрома основную группу из 17-ти Пе-2 82 ГБАП на боевое задание повел командир корпуса генерал И.С.Полбин. В неблагоприятных условиях погоды, группа бомбардировала с высоты 500 м и обстреляла жел/дор. эшелоны на станциях Александрия и Протопоповка на Украине.

При отходе от цели И.С. Полбин обнаружил большую группу бомбардировщиков Ю-87, которые кружились над своим аэродромом, поджидая истребителей для сопровождения на задание. Полбин принял решение атаковать и немедленно дал команду нашим истребителям прикрытия блокировать вражеский аэродром, не позволить подняться с него истребителям. Потом по связи призвал летчиков: "За мной, в атаку!"

Группа пикировщиков, открыв огонь из носовых пулеметов, сходу врезалась в строй Ю-87. От неожиданности фашистские пилоты растерялись, не ожидали такого дерзкого действия советских авиаторов.

В результате воздушного боя было сбито 6 "юнкерсов" противника и 1 подожжен, остальные сбросили бомбы в районе аэродрома своих истребителей и ушли не выполнив задания. Лично Полбин уничтожил один Ю-87, а другой поджег.

Об этом поистине легендарном случае громко говорили на всем фронте.

За бомбардированный удар и отличные боевые действия командующий фронтом генерал армии Конев объявил благодарность лично И.С.Полбину и всем участникам боя."

*

Из очерка "Пятая воздушная":

"20 октября 67 бомбардировщиков 1-го бомбардировочного авиакорпуса полковника И.С.Полбина группами по 9-18 самолетов с горизонтального полета и с пикирования под углом 60 град. с высоты 2900-3000 м в боевом порядке "колонна девяток", "девятки в клину" и "змейка звеньев" при сильном противодействии истребительной авиации и зенитной артиллерии противника бомбардировали цели в районе железнодорожных станций Александрия, Протопоповка и Верховцево. В результате удара было подожжено 3 железнодорожных эшелона, уничтожено 25 автомашин, взорвано 3 склада с боеприпасами, вызвано 8 очагов пожара.

В тот же день группа в составе 17 Пе-2 82-го бомбардировочного авиаполка под командованием полковника И.С.Полбина в сопровождении 14 истребителей 7-го истребительного авиакорпуса получила задачу нанести бомбардировочный удар с пикирования по скоплению железнодорожных эшелонов в районе станции Александрия. Погода неожиданно ухудшилась, поэтому ведущий группы решил бомбить с горизонтального полета из-под нижней кромки облаков. В результате удара были зажжены 2 железнодорожных эшелона. Делая разворот для повторного захода, Полбин увидел на станции Протопоповка еще 8 железнодорожных составов врага и подал команду всей группой разбомбить их. В результате прямых попаданий бомб и обстрела из бортового оружия на станции возникло 10 очагов пожара.

При возвращении домой, идя под облаками, Полбин в районе Березовки заметил летящие на высоте 500- 600 м бомбардировщики врага и принял решение атаковать их на встречно-пересекающемся курсе огнем бортового оружия.

По его команде вся группа, в том числе и истребители прикрытия, пошла в атаку. Сблизившись с "юнкерсами" на дистанцию 100-200 м, советские летчики открыли огонь из передних пулеметов, а группа под командованием старшего лейтенанта Е.С.Белявина штурмовала аэродром противника, не давая взлететь его самолетам.

Ведущий группы Герой Советского Союза И.С.Полбин с первой атаки под углом 10-15 град. с дистанции 80-100 м длинной очередью сбил один Ю-87. В это время штурман майор М.К.Зарукин и его стрелок-радист отразили атаку заходившего в xвост "мессершмитта". Второй "юнкерс" был сбит заместителем командира эскадрильи 82-го гвардейского бомбардировочного авиаполка гвардии старшим лейтенантом П.А.Плотниковым. Третий Ю-87 загорелся после меткой очереди стрелка-радиста гвардии сержанта Н.И.Серебрянского. Группа Белявина, штурмовавшая аэродром, подбила два Ю-87, которые столкнулись и горящими упали на окраине аэродрома.

Самолеты противника, поспешно сбрасывая бомбы, начали уходить на запад, пытаясь оторваться от атакующих "петляковых". В это время Полбин заметил вторую группу фашистских самолетов и решил атаковать ее. С малой дистанции оп поджег еще один Ю-87, который с резким скольжением упал на землю. В бою со второй группой "юнкерсов" активное участие принимали четырнадцать Ме-109 и ФВ-190, но они встретили сильное противодействие со стороны истребителей сопровождения.

Только после того как были полностью израсходованы боеприпасы, группа Пе-2 вышла из боя, который явился образцом дружного взаимодействия бомбардировщиков и истребителей. Всего в результате необычного боя, в котором участвовали 31 советский и 46 фашистских самолетов, было уничтожено 13 самолетов противника, из них 6 было сбито экипажами "петляковых". Опыт этого воздушного боя, проведенного инициативно и энергично, показал, что самолеты Пе-2 могут успешно сбивать в воздухе вражеские самолеты. Летный состав 82-го гвардейского бомбардировочного авиаполка во главе с полковником И.С.Полбиным проявил героизм и отвагу, продемонстрировал образцовую боевую выучку, слетанность, умение выполнять замысел командира. Через несколько часов после посадки на имя И.С.Полбина поступила телеграмма:

"Гвардии полковнику Полбину лично и всем участникам боя 20.10.43г. за бомбардировочный удар и боевые действия всей группы объявляю благодарность.

Командующий 2-м Украинским фронтом генерал армии Конев".

Давтян С.М. Пятая воздушная. Военно-исторический очерк боевого пути 5-й воздушной армии в годы Великой Отечественной войны. - М.: Воениздат, 1990.

*

Из статьи Полбина И.С. в газете "Комбинированный бой "Петляковых-2":

"...Группа из 17 самолетов получила задачу бомбардировать железнодорожные эшелоны противника на станции А. Решили бомбить и штурмовать с горизонтального полета из-под облаков. Наша группа удачно ударила по станции, подожгла два эшелона, взорвала склад боеприпасов, разрушила ряд зданий и сожгла много автомашин. Делая второй заход, мы увидели, что другая железнодорожная станция, находившаяся рядом с первой, еще более забита составами, и повели самолеты на этот объект.

Сильные взрывы и пожары подтвердили правильность этого решения.

Когда и со второй станцией было покончено, я развернулся от цели в сторону своего маршрута и через несколько минут увидел на своей высоте в кильватерной колонне 8 Ю-87. Мы находились над вражеским аэродромом. Внизу подруливала к старту еще одна группа "юнкерсов".

По команде: "Внимание, в атаку, за мной!" - резким поворотом в сторону группы противника, наращивая скорость, пошел на сближение. Электроцепь оружия и освещения прицела включена. Молниеносно сокращается расстояние между группами Пе-2 и Ю-87. Заметив нас, гитлеровцы, теряя боевой порядок, попытались мелкими группами уйти с разворотом, но было поздно. Я дал первую очередь с дистанции 800 метров, "юнкерс" вспыхнул и камнем пошел вниз. В то же время часть экипажей группы занялась штурмовкой аэродрома и подожгла два немецких самолета на земле. Почти одновременно удачными атаками сбили по одному Ю-87 гвардии лейтенант Плотников и стрелок-радист Серебрянский...

В результате воздушного боя группа моих пикировщиков уничтожила 6 самолетов Ю-87 и сорвала задуманный немцами вылет на бомбометание по нашим войскам. Одновременно истребители прикрытия (ведущий гвардии майор Носов) сбили 3 Ю-87, 3 Ме-109 и 1 ФВ-189. В общем итоге немцы потеряли 13 машин".

* * *

Неожиданность в бою - да еще когда в воздухе, для воздушного боя - это многое решало. Когда Полбин, как командир, повел всю группу в атаку на "юнкерсы", были такие немецкие бомбардировщики, до этого никто так не делал.

Гвардии генерал-майор Полбин Иван Семенович (1905-1945); в начале войны командир 35 гвардейского Сталинградского авиаполка; дважды Герой Советского Союза, командир 6-го гвардейского бомбардировочного авиационного корпуса (гбак)

Мы тогда как истребители отработали. Чтобы решиться на такую атаку, тоже надо было таким как Полбин быть.

Полбин сам был грамотным летчиком, командир опытный. Но и отчаяным сам по себе. Пока командиром не стал - его самого наказывали за всякие "чудачества".

То, что он решился тогда на такую атаку - хорошо, что для нас все так закончилось. Не было потерь с нашей стороны. Иначе еще не известно, как бы оно повернулось тому же Полбину. В таких случаях может произойти что угодно. Эта атака была неожиданностью не только для немцев, но и для нас всех.

* * *

Все, конечно, удачно для нас складывалось.

Мы тут бомбим, а немцы недалеко с другого аэродрома взлетают - к нам лететь бомбить собираются. Только строятся еще, а немецкие истребители для прикрытия еще не подошли.

Для прикрытия и наши истребители, и немцы позже всегда подходили, когда уже все построились, и группа начинает лететь к линии фронта..

* * *

Получилось так, мы отбомбились, начали отходить, уже на обратный курс ложиться, а "юнкерсы" как раз под нами собираются уже в строй. Мы им как бы не мешаем - не истребители.

Если б не Полбин, никто б атаковать не стал.

Это ж из тех случаев - так никто не делает. А почему не делает - никто и сказать не может. Немцы тоже также думают. И мы им не помеха вроде взлетать - бомбардировщики.

И тут команда: атакуем, за мной. Наверное, принимая решение, Полбин все-таки надеялся, что поскольку в группе все летчики опытные, из последних пополнений никого не было - то сумеют сообразить. Объяснять, что и как надо делать, времени там не было - сами должны были сообразить. Да ту же команду не все расслышали - связь же плохенькая была.

Хотя это тоже неожиданность была и для нас. "Юнкерсы" как раз так ниже, чуть в стороне. Для атаки - то что надо. Штурмовка из пикирования уже для всех не была в диковинку. А тут и не пикирование даже.

Немного перестроиться, чтоб не только передние могли стрелять.

* * *

Немцы сразу - кто куда. Бомбы чуть ли не на свой же аэродром покидали. В разные стороны сразу развалились. Несколько подожги. Почти никто и не стрелял из этих "юнкерсов" - настолько неожиданно это было для немцев. На "юнкерсах" тоже были и стрелки. Может с одного или двух только открыли огонь, остальные, видно, не были и готовы еще.

Для нас было неожиданно все это, но когда командир на них повел, то было хоть какое-то время еще сообразить. Кто расслышал команду, кто мог видеть, куда Полбин повел, на сближение для атаки.

Яша Белявин со своим звеном ушел и обстрелял "юнкерсы", которые рулили на взлет. Вроде тоже поджег кого-то. Его звено как раз крайним шло, поэтому можно было выйти из строя. Но тоже - командир звена начал уходить и его ведомые за ним пошли. А могли и не пойти - они же вместе со всеми летят в одном строю. Мало ли чего вниз начал уходить - может ранило летчика, пошел падать.

В такие моменты, кто, что начинает делать - оно может по-разному обернуться.

* * *

Догонять их, как истребители делают, уже не стали. Наши истребителя из сопровождения, они вместе с нами атаковали, то уже там погнались.

А нас Полбин домой повел. Немцы свои бомбы сбросили, кто опять садиться начал, кто куда-то улетать. Кто дымиться. Гоняться за ними уже не будешь - мы ж строем идем. Из строя никто не имеет права выйти.

Об этой атаке сколько шума было, писали. Бомбардировщики вступили в воздушный бой с бомбардировщиками как истребители. Небывалый случай в истории авиации.

Нет, это - правда все. Но, с точки зрения применения самолета, - какая разница, мы бомбили и аэродромы немцев, а потом "штурмовка" делалась - пикируем и из пушек стреляем. То есть делали это по тем же самолетам на аэродроме. А так они в воздухе. Это как бы с одной стороны.

Но атаковать, когда они уже летят - это другое. Были случаи, и не так уже редко, - мы летим, и немцы летят. На встречных курсах - каждый бомбить летит, мы отбомбились, а тут немцы летят к нам бомбить. Никто не атаковал в таких случаях. Тут еще, по-видимому, на принятие Полбиным такого решения сказалось то, что немцы как раз взлетели и только собирались в строй - на свое задание лететь.

* * *

Никогда так не делали потому, что так, практически, и не могло совпасть до этого. А тут все так сложилось. Конечно, чтобы оценить обстановку, сообразить и принять решение - тем более - ты ж не один. Когда группу ведешь, уже по-другому летишь и принимаешь решения. Сам-то ты можешь сделать - а сумеют ли другие повторить за тобой, сделать что нужно. Особенно, если что-то неожиданное, чего никогда не делалось. Тем более, если им нельзя объяснить, что ты хочешь делать.

Связь была плохая. Ларингофон этот прижимаешь рукой к шее, а ничего не слышно. При этом еще и эфир забит криками, когда во время боя.

Поэтому летчики следили за действиями ведущего, за ним повторяют все, маневрируют. Им надо тоже время сообразить. Чего командир делает, и что им надо делать.

Если уже выполняется то, что не один раз делалось, все знают, и как бы вопросов нет. Все равно тот, кто ведет группу, сам, делая какой-то маневр, должен учитывать, что остальным другое время надо на этот же маневр - пока увидят, сообразят и начнут повторять за командиром.

Тут командир и должен принимать решение. Что другие будут делать и чем это повернется для самих же.

Особенно, если немного меняется, что-то новое, неожиданное требуется сделать в воздухе, что даже не обсуждалось на земле, - то тут уже свои вопросы, кто как поймет и сообразит.

Стоящие на аэродроме "юнкерсы" мы уже не один раз "штурмовали". Сначала бомбы кидали при первых пикированиях, а потом из пушек по разным целям. Пикируешь несколько раз. Опыт взаимодействия был.

* * *

Поэтому, конечно, с такой атакой немецких самолетов свой риск был, но и были причины Полбину не побояться рискнуть. Оно могло и не так успешно получиться. Это хорошо, что обошлось без потерь с нашей стороны.

Когда за Полбиным все пошли, кто сообразил - успели перестроиться. Те, которые сзади летели, чуть другой эшелон заняли, чтобы можно было стрелять. И по впереди летящим не попасть.

Такое перестроение тоже известным было, и применялось. Если группа летит, а впереди, на этой же высоте, появлялись немцы. Тогда передние сразу огонь открывают, а те, что сзади летят, такой лестницей выстраиваются - меняют высоту - и тоже огонь из передних пулеметов открывают. В таких случаях никто и не целиться практически. Те, которые впереди - они еще могли как-то прицелиться. А за ними летящие - просто огонь из пушек открывали. В любом случае самым важным было - не нарушить порядок, сохранить строй, дистанцию между самолетами.

Начинаешь целиться - уже маневрировать надо. Это надо самолетом доворачивать, так только можно было в прицел словить - в строю такое нельзя себе позволить. Поэтому просто все вместе на гашетки нажали - как заградительный огонь.

*

Во время этой атаки на "юнкерсы", кто сумел сообразить, благодаря уже имевшимся навыкам и опыту, так и сделал и стрелял. Хотя и не все стреляли тоже.

За группой пошел, а не сообразил немного перестроиться - по своим, впереди летящим, не будешь же палить. Но если учесть, что такой вариант атаки не только не отрабатывался, но и не обговаривался на земле - рискованное это было решение для того, кто за всю группу отвечает.

Наша группа не плохо отработала, учитывая неожиданность. Не только передние стреляли, но и те, что сзади летели. Мой самолет находился в середине строя, но ближе к передним. Справа от ведущего как бы в третьем ряду. Но поскольку клином строй идет, то перед моим самолетом только один ряд впереди был.

Можно было наблюдать самому, кто как действовал, а потом радист, штурман делились кто, куда там стрелял. И сами потом между собой обсуждали, как было бы лучше.

Вручение ордена Суворова III степени 82-му гвардейскому бомбардировочному авиационному полку. Справа командир дивизии полковник Ф.И.Добыш. Прикрепляет орден к Гвардейскому Знамени командир корпуса полковник Д.Т.Никишин.

Первые ряды открыли огонь. Те, которые шли во втором ряде и не все, но некоторые и из третьего успели тоже открыть огонь. Опыт уже позволил сообразить и занять немного другой эшелон, Ушли на другую высоту и тоже открыли огонь с теми, кто с первой линии вел огонь.

Многие из тех, кто уже дальше в строю летели, они и не стреляли. Сами летчики со своих пулеметов. Не успели перестроиться. Штурманы и радисты те все стреляли.

А были и такие, что так и не поняли, что они принимали участие в атаке на "юнкерсы".

* * *

Но это группа атаковала. И нападали не на истребителей, а на немецкие бомбардировщики. То есть бомбардировщики атаковали и сбили несколько бомбардировщиков. А основное количество немцев сбросили, чуть ли не на свой аэродром, бомбы и разлетелись кто куда.

* * *

Кроме этого воздушного боя были и другие случаи, когда мы атаковали немецкие бомбардировщики. Думаю, самый успешный такой же бой по количеству сбитых немецких самолетов произошел, когда уже Германию бомбили, под Бригом. Тоже "юнкерсы" над аэродромом по кругу летали, в группу формируются. А мы уже отбомбились и тоже домой уходили. Они чуть в стороне и под нами как раз - собирались только. И большая группа такая строилась, почти как наша.

Наша группа была - где-то самолетов 70. И ведущий тоже повел в атаку на этих немцев. Не Полбин тогда был ведущим, кто-то из командиров дивизии. Кажется, даже не нашей, не Добыш, а командир второй дивизии.

Тогда этих "юнкерсов" почти всех и сбили. К тому времени у немцев уже начали летать, как у нас в начале войны, не очень опытные летчики. А группа этих "юнкерсов" собиралась большая - лететь наши позиции бомбить.

Когда командир повел в такую атаку, и хлопцы поняли, что многие из этих немцев не соображают, что надо делать - как в 41-м немцы наших бомбардировщиков расстреливали, так и с этими было - отвели, что называется, душу.

У этих немцев - это сразу видно - не было еще опыта, нужных навыков. А у нас к тому времени уже почти все летчики с большим боевым опытом были. И штурманы, и стрелки не просто стреляли, а умели уже прицельно вести огонь.

Показали тогда этим немцам тоже, что такое опытные летчики и неопытные. Это, наверное, самая успешная такая атака "Пе-2", как истребителей, была. Почти всех подожгли, и которые в воздухе болтались - а их уже тоже десятка четыре летало, и на взлете которые, и которые только рулили. Буквально, несколько самолетов успело уйти. Некоторые из наших вообще ушли из строя. Начали догонять и добивать немцев.

Когда паника такая - уже никто и сопротивления не оказывал из этих немцев. Многие из них и маневрировать, как надо, не умели. Один в прицел попался, тут же и второй - только немного довернул - готов.

Тоже, если так повести группу в атаку, потом не соберешь. Не всякий командир еще пойдет на такое. Главная задача - сохранить строй. А когда такая атака, кто-то обязательно погонится, из строя выйдет. И не один - много самолетов.

Об этом бое как-то и не встречал нигде упоминаний. Может, потому что не Полбин тогда командиром летел. Или потому, что уже не первый случай такой был. Но тогда у многих на счету по сбитому немцу оказалось, а то и по нескольку. Именно на счету у летчиков, а на счету экипажа - еще больше. И штурманы, и стрелки тогда тоже настреляли.

По сбитым самолетам эта атака намного успешнее была, чем та, что получилась в 43-м, когда мы еще с Харьковского аэродрома летали. Конечно, тогда это первая такая атака была, когда именно Полбин и повел группу на "юнкерсы". О ней чаще и вспоминают. Как вроде она одна и была.

Тогда подожгли штук 5-6 "юнкерсов" - по тем временам много казалось. Тогда другое еще время было, и летчики тогда у немцев все-таки опытные еще летали.

А тут, видно, у немцев почти все молодые летчики были, их почти всех и перебили. Так же, как наших летчиков немцы сбивали в 41-м и 42-м, когда и мы на фронт попали.

* * *

Но чтобы с истребителями воздушный бой кто-то сам в одиночку на "Пе-2" начал - нигде даже упоминания не встречал. Как будто бы и не было такого. Оно, наверное, кроме Панова больше никто и не делал такого за все время войны. А про него - тоже нигде не слова.

* * *

Когда один летишь - на "пешке" так это все делали - от истребителей уходишь, как тот заяц от волков. Если они начинают атаковать тебя. Причем, уходишь, аж уши прижимаются, как, именно, у зайца.

А если они летят где-то ниже тебя и так, что на тебя внимания не обращают, то их на бомбардировщике никто никогда не трогал. Другие совсем скорости, маневренность. Чтобы с ними откувыркаться в воздушном бою - завязать именно воздушный бой между "пешкой" и "мессером", да еще и сбить - это вообще... Не знаю, каким летчиком надо быть.

*

Были и у меня случаи. Смотришь, вот так летят, что можно их атаковать. Спикировать, скорость будет такая, что уже не уйдет от тебя. Он начнет маневрировать, и ты сможешь за ним потянуться. Пушки впереди не хуже, чем у них. Еще и штурман, и стрелок - три точки огня.

Но они ж минимум парами летали, а то и больше. Одного ты, может, и собьешь, хотя свои еще вопросы, попадешь ли сразу. У любого истребителя маневренность получше. Это на словах все - можно атаковать. За одним погонишься, а остальные - просто так смотреть не будут. Те же истребители далеко не в каждом воздушном бою умудрялись сбить кого-то. Так это на истребителях. А тут на бомбардировщике попробуй - что тут говорить.

Не знаю, это надо еще и пробовать, и продумывать было перед тем, как такое делать. Тот же Панов, наверное, несколько раз такое пробовал, пока какие-то свои представления не получил. Какая ситуация в воздухе, когда можно и как начать атаку.

Я себе даже и не обдумывал никогда таких вариантов. Тут же надо суметь сбить, а потом уйти от остальных.

* * *

Поэтому - если они тебя не трогали почему-то, никогда никто на бомбардировщике даже не думал нападать на истребителей. Летишь себе свое задание выполнять.

А Панову было интересно или не знаю, как это назвать. Он не только продумывал, но и совершал, не знаю сколько раз. Перед тем, как он первого немца сбил, скорее всего, не один раз должен был попробовать, пока приноровился.

Вот это была настоящая демонстрация, что "пешка" имела возможности истребителя. Это не какую-то "бочку" прокрутить.

* * *

Поэтому и думал себе еще тогда, что Панов - не бомбардировщик, он истребитель в душе. Ему там надо летать и воевать.

Перевели бы Панова этого в истребители, он бы там, наверное, за несколько месяцев Героя получил. По количеству сбитых немцев. Не один раз сам себе так думал: да переведите его в истребители - ну, не бомбардировщик он. Зачем с ним мучаться и его мучить?

И вроде бы, он писал рапорты, чтобы его перевели. Но так и долетал до конца войны. Потом почти сразу, при первой же возможности, и демобилизовался.

* * *

Были такие задания - куда мало кого посылали. Не много было экипажей, которые в таких случаях летали - или тот, или другой отправлялся. Свое чередование было. Даже из тех же семи экипажей, которые "охотниками" самые первые были отобраны, не все привлекались для таких заданий. Несколько летчиков в полку было, которых только и отправляли в таких случаях на задание. Вроде как, остальные не смогут выполнить, погибнут, а они - бессмертные.

Вот этот Панов из таких летчиков был.

* * *

А когда приходили молодые, они ж хотят доказать, что не хуже летчики, чем самые лучшие в полку. Если один так делает, то почему им нельзя. Начинали тоже за другими такое же повторять.

Тот же Панин, как погиб? Тоже стал покидать строй, как и Панов, и на самовольную "охоту" уходить.

Он пришел позже в полк, когда Панов уже рядовым стал, а молодые про него уже свои легенды слышали. А после именно "бочки" Панин начал такое же делать, как и Панов.

И когда погиб, он и в тот раз самовольно покинул строй и пошел на индивидуальную штурмовку. Перед этим уже несколько раз такое делал, вроде, нормально получилось, живой прилетал.

Теперь Панина начали ругать за это. Как когда-то Панова. Он раз так сделал, два.. А опыта нет нужного. И нужного мастерства. Способности еще у каждого свои.

Только он начал так делать, только его начали ругать за это - Панова уже к тому времени и не ругал никто, вроде как уже нормально стало для всех, что он так делает - этого Панина на третий или четвертый раз и подбили.

Полез тоже, на передовую, по окопам пострелять. Его "фоккеры" и подбили. Сразу по мотору попали, задымился. Постарался вернуться со всеми на наш аэродром. Группа еще не успела далеко уйти, Панин только вышел - тут же подбили. Он смог как бы за всеми потянуться на свой аэродром.

Наш полевой аэродром тогда был под Иловском - село такое в Белгородской области. И почти возле нашего же аэродрома весь экипаж с самолетом в землю ушел.

* * *

Это у меня на глазах все произошло. Панин как бы вернулся к группе, но летел уже ниже. Так тянул почти до самого аэродрома. И тоже опыта не хватило, не знаю, почему тянул так, не выпрыгнули раньше. То ли сесть хотел, чтобы самолет спасти. А уже недалеко от аэродрома видно подал команду экипажу покинуть самолет. Может, без экипажа, сам хотел посадить самолет. Теперь не угадать, что он думал.

Его штурман, Адамянц, - как оно так получилось - зацепился парашютными лямками за пулемет. И оказался повисшим снаружи. Я так летел как раз - строем идем - что видно это все было.

Воздушным потоком его прижало к фюзеляжу - повис и самому ему не оторваться. Сам уже Адамянц в такой ситуации ничего сделать не мог. Трудно гадать, но в таком случае там уже никто и помочь не смог бы.

*

Панин увидел, что штурман зацепился и висит. Полез к нему помогать. Там было такое отверстие между местом летчика и местом штурмана. Небольшое, но можно было пролезть. Но тоже: на все это время надо - не так быстро туда пролезешь.

Видно было, Панин добрался, начал штурману помогать отделиться от самолета. Такое впечатление, что старался сдернуть откуда-то, за что тот зацепился. А самолет без управления - как-то быстро в штопор сорвался, и все они погибли. И стрелок-радист Ермолаев тоже не выпрыгнул, может, ранен был или убит.

* * *

Как в таких случаях поступить правильно, попробуй оценить, сможешь ты помочь или вместе и погибнете. В такой ситуации, когда так прижало к самолету, уже помочь невозможно было. Сила воздушного потока такая давит, что передвинуть ремни, а еще и приподнять, за что-то зацепилось же, сил одного человека не хватит.

Если б было чем перерезать те ремни. Но тоже, какой он там лямкой этой зацепился, перережешь, а при раскрытии парашюта вырвет из этих ремней - без парашюта упадет, погибнет.

Это тоже опыт нужен, чтобы сообразить, что делать. Если уж Панин решил так: или спастись вместе, или вмести погибнуть - самое правильное на его месте было никуда не лезть помогать, а надо было садить горящий самолете. У меня такое понимание этой ситуации было, когда наблюдал за Паниным. Когда он полез к штурману, я это понимал. Но ему же не крикнешь: куда ты лезешь - ничего так не поможешь. И связь у нас такая была - и ты не слышишь, и тебя не слышат, а тем более, он уже отсоединил наушники, когда полез.

На горящем самолете садиться - это то же, скорее всего, погибнуть. Но все равно больший был бы шанс остаться вдвоем живыми.

А Панин, видно, наслушался, что горящий самолет обычно взрывается при посадке. Но то, что чаще взрывается, это еще не значит, что всегда. Такие случаи известны были тоже. Как там еще горит. Как летчик посадку сделает - это тоже свою роль играло. Если уж такая ситуация возникла, все равно решил погибать или спастись вместе, то рискуй правильно.

Коль уж решил так, не бросать товарища до конца - надо было стараться посадить самолет. Это единственно правильное решение там было. Тут недалеко уже аэродром, но лучше как можно быстрее. На шасси или без - тоже свой вопрос. Но чтобы уже до конца спасать штурмана - на шасси лучше. Чтоб не разорвало те ремни от удара.

Оно, может, и так тоже погибли, но хоть шанс какой-то еще был бы. А Панин другое решение принял - как только он туда полез, мне сразу стало понятно, что оба уже погибнут.

* * *

Тут уже - кто как поступал в таких случаях. В общем-то, не многие так, как говорится, героически поступали, если штурмана или стрелка ранило. А надо самолет покидать - уже во всю горит.

Чаще как поступали - команда есть покинуть самолет, кто смог - выпрыгнул, а кто не смог - что ж тут сделаешь. Команда покидать самолет тоже не всегда сразу давалась. Летчик, как командир, должен был решать и командовать. Это командовалось уже тогда, когда так горит, что боекомплект вот-вот взорвется - все погибнут. Ничего сделать нельзя. И времени совершить посадку - практически нет. Если так рванет - все вместе погибнут. Но были случаи, сажали и спасали раненых, то ли штурмана, или радиста.

А если того же летчика ранило, самолет начал терять управление - штурману с радистом не выпрыгивать, а погибать?

* * *

Были случаи, когда радист или штурман во время боя с испугу без всякой команды выпрыгнет. То ли покажется, что подбили, то ли так и получилось. Но команды не было, самолет возвращался на аэродром. Иногда можно было пламя сорвать - и к себе долететь. И на одном моторе можно было и долететь, и сесть, если летчик хороший, опытный.

Потом такой "герой", если возвращался в полк, долго всякие насмешки должен был терпеть. Вроде давно уже было, а кто-то и припомнит.

В основном, так поступали в таких случаях - кто мог, спасался, а если кто не мог почему-то выпрыгнуть - погибал.

* * *

Мне повезло, за всю войну у меня ни разу не возникало такой ситуации. Чтобы надо было выбирать: или самому спасаться, или рисковать, что погибнешь, но не бросить товарища, а постараться спастись.

Не один раз тоже покидать приходилось горящий самолет - но при этом ни разу никто из экипажа не был раненым. А когда были ранения или убивало - я двоих стрелков-радистов за время войны потерял - то всегда на свой аэродром привозил.

Трудно сказать, как сам поступил бы в подобной ситуации. Наверное, тоже не стал бы выпрыгивать, а постарался бы спастись вместе. Потому что, если так спасся - потом другим как в глаза будешь смотреть.

У нас были такие случаи. Никто не осуждал, обычно никто не выяснял, почему так произошло. Так произошло - что тут уже сделаешь. Хотя тоже, какая ситуация, какой это человек.

Смотришь, с одним как бы нормально все, а с другим, кто так себя спас, а другого оставил в падающем самолете, уже другое отношение. Начинают как бы сторониться. Свои разные причины, почему вот так происходило.

* * *

Панин вот так вот со всем экипажем и погиб. Конечно, погиб при выполнении боевого задания, старался спасти товарища.

Но если разобраться, Панин покинул без разрешения строй, то есть нарушил воинскую дисциплину, устав. Точно так же как и Панов, который такое делал уже десятки раз. Собственно говоря, Панин, глядя именно на Панова, и начал такое же делать - героизм показывать.

Ну, погиб вместе со всем экипажем. Но погибли они из-за чего? В чем героизм Панина, чем его поступок отличался от того, за что наказывали Панова. В том лишь, что Панин погиб, а Панов всегда живой возвращался.

Вот пойми тут, кто герой, а кто нет. И почему одного - награждают, а другому - вроде бы они одинаковое совершают - одни наказания.

* * *

Взять того же Полбина - он быстро за счет войны из командира полка стал командиром корпуса. Хотя тоже: полковником так и воевал, а был на генерал-лейтенантской должности - командир корпуса. Тоже, конечно, отношение. Больше года ему даже генерала не давали. Незадолго до гибели получил только генерал-майора. А генерал-лейтенанта даже посмертно не присвоили.

Может потому, что нарушал правила, будучи и комдивом, и командиром корпуса. Свои у него были нарушения воинской дисциплины. Да еще и в военное время. Но все равно. Ему почему-то сходило с рук. Наоборот, продвигали по службе, награждали. Ходили слухи, что он был одним из тех командиров-летчиков, которые считались "любимчиками" Сталина.

Потом, когда командиром дивизии стал, а вскоре и корпуса - не так уже вел себя, конечно. Но все равно - внутри оставался собой же. С той же "бочкой" - тоже ее прокрутил, вслед за Паниным.

Эта ж "бочка" для боевого применения "Пе-2" ничего не давала. Возможность ее использования как маневра в бою - никакого. Как баловство, фактически. Ну, конечно, как демонстрация некоторых возможностей самолета.

* * *

С этой "бочкой" и что об этом в разных мемуарах пишут тоже своя история.

Этот случай свою известность получил. Его в разных воспоминаниях упоминают, уже после войны встречал, но такое пишут. И фамилию Панина перекручивают, и как это все было, и где.

Как о той же "вертушке", как это все было и что происходило в самом начале. Такое понаписывали, просто диву даешься.

*

Панин Борис, собственно говоря, прославился именно тем, что "бочку" сделал на "Пе-2".

Был где-то на задании, не было его несколько дней. Какое-то задание, что вместе с истребителями выполнял, на аэродроме истребителей и ночевали. Видно, там и придумал это сделать.

Прилетает и вроде заходит на посадку. Но не садиться, над аэродромом прошел. Так делали некоторые, чтобы показать, что на задании что-то совершили, что победил в бою.. Обычно так истребители показывали, что сбил кого-то. Если там за один вылет нескольких собьет - над аэродромом своим пролетает, свечку делает или кувыркается как-то. Это как бы не разрешалось делать, но делали.

И у нас некоторые так над аэродромом пролетали, перед тем как сесть. Не часто, но были такие. Обычно - на "бреющем" пройдет, вверх уйдет, а потом только - садится.

Панин не на "бреющем", но над взлетной полосой так пролетел сначала и ушел на второй заход. Как раз на аэродроме многие стояли, и я тоже. Не помню, то ли какое-то построение должно было быть. Наверное, увидел, что есть кому посмотреть на его кульбиты и решил сделать.

Внимание к себе так привлек. Большинство уже за ним начало следить, чего это он так радуется, что такое совершил. Он опять заходит и не снижается, а так, над землей - метров 500, "бочку" раза два или три прокрутил. После этого еще раз зашел и уже приземлился.

* * *

Как началось тут. Комполка наш - тоже погиб вскоре после гибели Панина - наругал его при всех. На гауптвахту посадили. Видно, в дивизию сообщили, что ЧП. А те дальше. Чего-то тут крутятся - что с этим Паниным теперь делать. Чуть ли не под трибунал отдать собирались, слухи такие ходили.

Это ж если один сделал, то и другие найдутся повторить. Среди летчиков хватало таких. Молодые ж все - один что-то сделает такое, другой со своим улучшением придумает этого же повторить и тоже покажет всем. Пока что-то не случится.

У одного получилось, а другой погиб - такое происходило. Нам зачитывались приказы о случаях и в других частях, что из-за такого-то баловства разбился самолет. Или погибли. А было, что зачитают такое, а кто-то возьмет и сделает. У нас или в соседнем полку. Новый приказ зачитывают...

Среди летчиков по-своему отчаянных хватало тогда. И не боялись, что от полетов отстранят, как в мирное время могли.

* * *

Полбин прилетел на следующий день, вроде разбираться, как наказать этого Панина. Как всегда почти - один на своем самолете. Со своим экипажем.

Тоже это было нарушение - командир корпуса не имел права так летать. Даже над своей территорией его должны были сопровождать несколько звеньев и истребители прикрытия. Рассказывали, что ему тоже и запрещали, и наказывали за такое - а он все равно так летал. С одного полка в другой. Иногда за один день несколько раз прилетал в полк.

Прилетел и сначала к командиру полка на разговор. Через какое-то время арестанта этого повели туда же в штаб. Почти все уже как бы наблюдают за этим, один то увидел, другой услышал на КП что-то, между собой делятся.

Потом техники самолет Панина что-то там осматривали. Еще через какое-то время Полбин выходит вместе с командиром полка, начальником штаба, еще кто-то. В самолет сел сам, экипаж на земле остался. Взлетел, над аэродромом - а все почти собрались, ждут, какое будет наказание провинившемуся - на той же высоте, метров 500, тоже несколько "бочек" крутанул. И на посадку пошел.

А я как раз стоял возле КП. Недалеко так комполка, начштаба, которые пришли на аэродром с Полбиным.

Наш командир смотрит, как и другие, за самолетом. Командир корпуса же взлетел. Когда тот: раз, два - несколько раз подряд "бочки" прокрутил. Комполка так плюнул себе под ноги, махнул рукой и так в сердцах: "Ну, какой тут порядок будет, если и сам так делает!..".

И пошел сам к штабу, даже не стал ждать, когда Полбин сядет и вылезет из самолета. Провести его, как обычно - командир же корпуса.

Полбин сел, в штаб даже и не пошел. Чего-то там поговорил с начштабом, тот остался на КП. Со своим уже экипажем сел в самолет и улетел.

* * *

Так ничем это и закончилось. Даже взыскания, кажется, не объявили. Хотя сама по себе эта "бочка" в бою ничем помочь не могла. Как демонстрация возможности самолета - оно конечно.

В фильме "Битва за нашу советскую Украину" есть кадры, как звено бомбардировщиков - три "пешки" - делает каскад "бочек". Тогда - для кино - это звено возглавлял именно сам Полбин.

А так, в смысле применения в бою - просто баловство со смертью.

* * *

С точки зрения боевого применения - эта возможность самолета ничего не меняла, ее применять не было никакого смысла. Поэтому и делать ее - смысла какого-то не было. Тем более, чего тут особенно удивительного - "Пе-2" с самого начала создавался именно как самолет-истребитель. Потом его начали в бомбардировщик переделывать. Отсюда у "пешки" и было много таких возможностей, как у истребителей, в том же управлении - послушность малейшему движению штурвалом - и другое.

* * *

Тот же Панин, "бочку"-то сделать - сделал, а летал-то еще слабовато. Это было понятно, что не умеет, не владеет нужной техникой пилотирования. С тем же "бреющим" полетом.

Как-то, уже на встрече ветеранов, Новиков вспоминал Панина, как первого в полку Героя Советского Союза. И тоже говорит такое, что слушаешь и удивляешься. Вроде бы сам летчик, командиром эскадрильи войну закончил.

Что Панин был смелый и отважный летчик, летал над лесом на "бреющем" так, что "гнул винты и ветками забивались радиаторы". Ладно, такое он рассказывает каким-то пионерам. Как пример смелости. Но это ж встреча ветеранов полка. Там не одни техники или повара - летчики же были.

Или он сам так это и считал, не понятно?

То, что Панин, идя на "бреющем" над лесом, гнул винты - это о чем говорило? Это не смелость, а просто - он еще не умел летать на "бреющем". Хотя чего-то пытался. Не научился идти именно так над тем же лесом, чтобы над самыми верхушками, но ни винтами по веткам, ни в радиатор они не забивались.

Лес сверху - он тоже не ровный. Как и земля, свой рельеф имеет. Если так над лесом пролетишь, что ветками да листьями радиатор забило, когда за тобой "мессеры" охотятся, то уже долго от них не сможешь уходить. В бою "бреющий" - это всегда еще над чужой территорией. Моторы быстро перегреются и все: заклинит.

Панину почему так летать удавалось. Он же это возле своего аэродрома делал. Пробовал летать, тренировался - пролетит на таком "бреющем" и почти сразу и приземлялся.

А если бы так случилось над немецкой территорией - уже не прилетел бы к себе. Как во время этих "охот" приходилось на "бреющем" и над лесом, и над землей уходить от истребителей, а то и не один раз так делаешь за одну "охоту", чтобы до цели добраться - охлаждение двигателя нарушилось, долго не полетал бы уже.

Понятно, Новиков что-то сказать хотел о героизме, тем более Панин погиб. Но тоже, нашел пример такой.

* * *

А "бреющий" полет, что называется, по-настоящему "бреющий" - это для "пешки" было одним из основных приемов. Именно, для применения в боевых условиях.

Кто не умел так летать, боялся такого полета - у них значительно меньше было шансов выжить, если оставался один против истребителей. Таких поэтому и на разведку, или потом на "охоту" - когда надо было в одиночку на задание летать - и не отправляли. Только в группе, в строю и летали.

 

© Евгений Чорный, 2009 г.