Василий Васильевич Рязанов

СРЕБРЯНЫЙ ЯКОРЬ НЕБЕС
Жизнь и дела генерала Василия Рязанова

Висло-Одерская операция. Берлин. Прага

Начало нового, 1945 года выдалось для корпуса весьма напряженным. Полеты на штурмовку наземных целей проводились не часто, а вот разведкой занимались ежедневно, несмотря на скверную погоду. Первая декада января была особенно напряженной для корпуса. Командующий 1-м Украинским фронтом требовал: «Я должен знать расположение резервов противника. О малейшем передвижении сразу же докладывайте мне или начальнику штаба». Круглые сутки шел мокрый снег, днем и ночью облака плотно закрывали небо. Колеса «илов» до самых ступиц глубоко вдавливались в раскисшую землю, покрытую тонкой коркой льда. Аэродромщики, насквозь промокшие и промерзшие, готовили взлетно-посадочные полосы.

Короткая передышка давала возможность расслабиться, но Рязанов не давал себе поблажек. За эти дни он побывал в общевойсковых армиях и дивизиях, с которыми предстояло взаимодействовать: в 3-й танковой, 5-й и 13-й армиях, детально обсуждая с командующими Рыбалко, Жадовым и Пуховым все вопросы предстоящего наступления. Недосыпал генерал. Только поздно ночью Василий Георгиевич возвращался к себе в штаб, снимал мокрую одежду, сырые, забрызганные грязью сапоги и прислонялся к жарко натопленной печке. Делился увиденным за день:

- Люди жалуются - погода режет. Без дела сидят, наставления уже, как стихи, выучили. Но чувствуется - нашему застою скоро конец. Бои начнутся, тогда работы хватит всем. И даже с лихвой...

На подступах к Кельце, Ченстохову и Кракову немцы создали мощные оборонительные сооружения. Вся земля была изрезана линиями траншей. Противник укрывался в глубоких железобетонных норах. Ударами авиации нужно было разрушить оборонительные сооружения, уничтожить огневые точки. Как лучше это сделать? По этому поводу во 2-й воздушной армии развернулась дискуссия.

Генералы И.С. Полбин и В.Г. Рязанов были сторонниками пикирования одиночными самолетами и группами. У Полбина и бомбардировщики пикирующие, а у Рязанова большой успешный опыт штурмовки пикированием с круга. Они считали, что при прорыве обороны авиационные соединения должны действовать одновременно по большому количеству объектов группами, с круга. У них были сторонники не только в авиационных частях, но и в штабе воздушной армии и в штабе фронта. Действительно, многие видели эффективность действий, как штурмовиков Рязанова, так и бомбардировщиков Полбина. Генералы же П.П. Архангельский, С.В. Слюсарев, М.Г. Мачин, А.В. Утин придерживались иной точки зрения. Они исходили из возросших боевых возможностей авиации и считали, что при прорыве укрепленной линии обороны наиболее эффективным способом является массированный удар основными силами воздушной армии на главном направлении, на узком участке фронта.

Специально провели учение по прорыву обороны, испытав оба метода. Массированный удар, конечно, больше впечатляет. Подводя итоги, И.С. Конев приказал наносить массированные удары.

Двенадцатого января 1945 года войска 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов при активном содействии войск 2-го Белорусского и 4-го Украинского фронтов начали Висло-Одерскую наступательную операцию. Утром 12 января войска 1-го Украинского фронта перешли в наступление с сандомирского плацдарма в общем направлении на Бреслау, через Радомско и Ченстохов, частью сил - на Краков.

К вечеру 12 января ветер развеял полосы тумана, и чуть прояснилось. На задание смог вылететь экипаж старшего лейтенанта Т. Бегельдинова. Возвратился он с наступлением сумерек. Разведки Талгата обычно были результативными. И сейчас доставленные им сведения оказались ценными. Он разведал, что в районе станции Тарновице скопились немецкие танки. Рязанов, прибывший на НП командарма 5-й гвардейской армии, вызвал восьмерку Ил-2 и нацелил ее на вражеские танки у Тарновиц. Однако при подходе к станции штурмовики встретили плотный зенитный огонь. Ведущий группы старший лейтенант Н. Столяров решил в первую очередь убрать зенитную батарею, прикрывающую танки. Точно положенные бомбы буквально перепахали то место, где находились зенитки. Затем, сманеврировав, штурмовики атаковали «коробки» с крестами, добили их реактивными снарядами. Все заняло считанные минуты.

На снимке Рязанов и Жадов

Командарм генерал А.С. Жадов, внимательно наблюдавший за действиями летчиков в стереотрубу, уважительно посмотрел на Рязанова:

- Научились твои ребята громить танки! Ничего не скажешь - растрепали немцев основательно. Теперь за фланг наш я спокоен...

Поздравительную телеграмму с новым 1949 годом А.С. Жадов послал Рязанову во Львов. Но ее пришлось переадресовывать в Киев, с декабря 1948-го года Рязанов командовал там 69-й воздушной армией.

Успешные действия 2-й воздушной армии по поддержке войск фронта при освобождении Ченстохова были отмечены благодарностью Верховного Главнокомандующего. В приказе говорилось, что особо отличились летчики авиационных соединений под командованием генералов А.В. Утина, В.Г. Рязанова, И.С. Полбина, П.П. Архангельского, К.Г. Баранчука, полковников А.И. Покрышкина, М.Г. Мачина.

Штурмовики во время Сандомирско-Силезской операции атаковали, в основном, отступающие немецко-фашистские войска, не давали им закрепляться на выгодных рубежах. Удары наносились по колоннам вражеских войск на дорогах и по железнодорожным эшелонам. Темпы наступления оказались высокими. В сложных метеоусловиям действия больших групп оказались невозможными. В такой остановке особенно эффективными оказались вылеты на свободную «охоту».

Бывший летчик корпуса Рязанова Николай Михайлович Любимов вспоминал:

«- Это было в ходе Висло-Одерской операции. Нужно было уничтожить скопившиеся на железнодорожной станции эшелоны с боеприпасами, военной техникой и живой силой. Набрал высоту, а шасси не убираются! А этим полетом руководил генерал! По радио дает команду, чтобы я вернулся, но я решил лететь. Решил взять врага хитростью. Самолеты друзей набрали высоту, а у меня такой возможности не было, потому и скорость была не та. Поэтому я отставал. Зато при пересечении линии фронта зенитки молчали - я летел на бреющем полете с выпущенными шасси. Немцы думали, что я сейчас пойду на посадку. Поэтому зенитки и молчали. Дойдя до цели, которую уже отбомбили товарищи, увидел, что часть паровозов и вагонов были уже на боку, но некоторые - «под паром», готовые утащить свои составы. Я и начал их «гладить»! Первый мой удар попал в вагон с боеприпасами... На бреющем полете я вернулся на свой аэродром. Только вылез из кабины - подбегает связной и докладывает, что меня вызывает генерал. Вошел на КП, доложил: «Гвардии лейтенант Любимов прибыл по вашему приказанию!» Генерал сердито спросил: «Почему не выполнил приказ о посадке?» Я отвечаю, что не слышал такого приказа. А генерал: «За невыполнение приказа следует вас наказать, а за отличную операцию объявляю благодарность».

Очень сложную задачу поставил Рязанов командиру второй эскадрильи капитану А. Овчинникову. Командир корпуса лично приказал любой ценой уничтожить штаб фашистской танковой армии, который находился в шестидесяти километрах от переднего края наших войск в деревне Бжеги. Рязанов рассказал о своеобразии, опасности и трудности задания. Эскадрилья считалась «химической» и вооружение для вылета выбрали непростое. На штурмовики подвесили по два выливных прибора, заряженных керосином с гранулами фосфора. При соединении с кислородом воздуха керосина и фосфора происходит самовоспламенение смеси. Но даже искра, попавшая в подвешенную емкость, привела бы к взрыву. А каково под обстрелом сидеть на этой химической бомбе. Стоит осколку или пуле попасть в 250-килограммовый резервуар, и сгоришь без промедления. Капитан Овчинников в группу включил только «стариков» - опытных пилотов, мастеров штурмовых ударов, понимавших его с полуслова и даже без слов. Штаб армии был полностью уничтожен. Всем участникам полета - Александру Овчинникову, Николаю Полукарову, Владимиру Жигунову, Георгию Мушникову, Алексею Смирнову и Николаю Бойченко - командующий фронтом И.С. Конев объявил благодарность за смелый и опасный рейд в тыл врага, успешное выполнение задания.

С.А. Донченко вспоминал, как он и Рязанов получили выговор от Конева, приехавшего на КП Рязанова получить свежие разведданные. А Бегельдинов, который вел разведку, никак не мог наладить связь с КП. Последовал приказ: расследовать причины, виновных наказать, Бегельдинова на разведку больше не посылать. Когда Донченко направил Бегельдинова на самолете командира полка в районе аэродрома, то связь была неустойчивой и прерывалась. Когда же Донченко дал Бегельдинову свой шлемофон, то связь оказалась безупречной. Разведчик вертит головой на 180 градусов в обе стороны. Внутренняя проводка не выдерживает и рвется. Похожий случай был с Красотой еще на Калининском фронте. Он сел на аэродром, а встречавшие видят, что у него вся рубашка в крови. Стали искать рану и выяснили, что он в кровь стер шею о воротник, крутя головой.

28 января наши войска при поддержке авиации овладели городом Катовице, центром Верхней Силезии. Фашисты отступали так быстро, что не успели даже взорвать заводы и шахты этого крупного промышленного района. Вот когда пригодилось мастерство летчиков корпуса наносить массированные удары. Рязанов твердой рукой управлял действиями штурмовиков. Однажды, когда воздушные разведчики обнаружили в районе Вежбник - Скаржиско-Каменна крупный штаб гитлеровцев, он немедленно отдал приказ поднять в воздух все штурмовики полка майора Матикова. Удар был точен. Как впоследствии сообщили танкисты Рыбалко, «илы» в щепки разнесли штаб 42-го армейского корпуса. Командир его, генерал Рекналль, был убит.

Рязанов упоминал Оппельнскую операцию, но не описал ее из-за недостатка времени: «Пропускаю операцию на Прешов (в Карпатах), выход и форсирование реки Одер, Оппельнскую операцию, хотя в этих операциях тоже много поучительного».

В.М. Шевчук, ставший тогда командиром истребительного авиаполка вместо убывшего в академию на учебу Луганского, описывал в своей книге, как перед Берлинской операцией его летчикам приказали сбить аэростат наблюдения, прикрытый плотным зенитным огнем. Фашисты решили разрушить промышленные предприятия Силезии огнем дальнобойной артиллерии. Чтобы вести корректировку, подняли в воздух аэростат. Маршал Конев приказал Рязанову немедленно сбить корректировщика.

Одну пару истребителей вернул генерал Рязанов, наблюдавший с командного пункта на переднем крае, каким огнем встретили «яки» вражеские зенитки. Комдив истребителей генерал Баранчук сказал по телефону Шевчуку: даже когда командир посылает в бой своих подчиненных и не поднимается в воздух сам, он все равно атакует противника первым! Командиру не обязательно бросаться впереди своих подчиненных, но, посылая их в атаку, ты должен первым атаковать противника своей мыслью. Мыслью! Должен подумать о том, как они, твои подчиненные, должны выполнить задачу... Баранчук был дружен с Рязановым, и, возможно, эти же слова он слышал от него. Рязанов так думал, так поступал, и этому учил других.

Обсудив задание с Мерквеладзе, начертив схему расположения аэростата, передовых позиций, выявленных зенитных средств, решили: лучше всего пролететь линию фронта в другом месте, уйти в тыл противника и выйти на аэростат оттуда. Если там и есть зенитки, то их меньше, чем с фронтальной стороны. - Еще лучше, - предложил Шевчук Мерквиладзе, - пройти на бреющем. Метров за пятьсот - четыреста до аэростата делаете горку - и огонь. Так Мерквиладзе, зайдя из вражеского тыла, и сбил аэростат.

Рязанов прослеживал цепочки причин и следствий. Он видел, например, что сравнительно малая эффективность той или иной атаки вызвана просчетами оружейников и тыловиков, снарядивших группу не тем вооружением, которое требовалось для этого вылета. А этот зенитный снаряд, попавший в бронеплиту Ила, следствие плохого противозенитного маневра пилота. Генерал стремился устранить любые предпосылки неудач. Он вызывал к себе оружейников и снабженцев, учил их, советовался с ними, разговаривал с летчиками.

Михаил Иванович Коптев вспоминал, как в августе 1944-го при подходе к линии фронта у него лопнул трубопровод, подводящий масло к винту. Тяги нет, высота теряется. Он сел на аэродром у линии фронта, убрав после первого захода шасси и забыв на втором его выпустить. Полковник на взлетном поле начал его ругать, а Коптев попросил оставить его одного, чтобы вывернуть взрыватели из бомб и РСов. Но пошла информация, что он полковника из штаба армии ругал матом, и Коптев после этого случая сделал больше сотни вылетов и не получил даже медали. Конечно, с несправедливостью мириться нелегко: оклеветали да еще и наказали...

Уже в январе 1945-го на аэродром Енджеюв, где тогда базировался 144-й ГШАП, прилетел генерал Рязанов. Побеседовал с личным составом об обстановке на фронте, поставил задачи, познакомился с новыми ведущими. Коптева, который недавно стал ведущим, он вывел на улицу, положил руку ему на плечо, попросил рассказать о себе. Спросил, не тяжело ли ведущим. А потом попросил рассказать, что у него на душе. Коптев и высказал свою обиду, открыл душу. Рязанов попросил успокоиться, взять себя в руки. Как писал Коптев о Рязанове: «Он высок ростом, строен, внешне суров, но удивительную теплоту излучали его глаза». Через два дня из корпуса пришел приказ о награждении Коптева орденом Отечественной войны первой степени. Как всегда и везде, не все было одной краской. Кроме мужества и стойкости, были и другие простые человеческие чувства.

Хороший командир заботится о своих подчиненных, зная их силу и слабости, опекает их, любит. Но и воспитывает, иногда жестко, нещадно ругая и наказывая за провинности. Чтобы ошибки, часто в условиях войны ведущие к трагическим необратимым последствиям, не повторялись, лучше хорошенько отругать, чтобы провинившийся запомнил свой промах, чем закрыть на него глаза, а тот вскоре погибнет сам и кто-то еще погибнет по его вине.

Душа Рязанова радовалась и ликовала при виде удачных действий его бойцов, когда они сбивали врага или успешно атаковали противника, штурмовали его без шаблона, успешно уходя от огня зенитной артиллерии. – Ведь могут же, черти, если захотят, - удовлетворенно говорил Василий Георгиевич окружающим, похвалив в микрофон ведущего группы. В подсознании грела и мысль, что и его труды не пропадают даром, что его старания не напрасны, не зря бессонные ночи, мучительные размышления и горькие разочарования, минуты гнева и радости, весь спектр эмоций и страстей. Жизнь вверенного ему соединения – 1-го ГШАК была и его жизнью. В одном из писем домой он писал: «Несмотря на жестокую битву и нечеловеческое напряжение, у меня люди замечательно настроены, готовы бить фашистов до их окончательного уничтожения. Каждый день видишь исключительные образцы доблести и геройства».

Т.Бегельдинов в своей книге «Пике в бессмертие» так вспоминал о В.Г. Рязанове:

«Командовал корпусом, как я упоминал несколько раз, генерал-лейтенант авиации Василий Георгиевич Рязанов, толковый, образованный военачальник, отец и наставник большого отряда воинов-штурмовиков. Превосходными качествами комкора являлось его умение всегда точно оценивать обстановку и, в соответствии с ней, удачно выбрать место, откуда удобнее всего было управлять частями, а также умение организовывать взаимодействие с наземными войсками. Корпус чаще всего поддерживал наступление танковых армий, во главе которых стояли доблестные командиры-танкисты генералы Ротмистров, Рыбалко, Лелюшенко. От них не раз приходили благодарственные письма и телеграммы в адрес летчиков, сопровождавших танкистов в наступлении. Рязанов в таких случаях незамедлительно выезжал в части, чтобы поздравить героев боев.

В беседах с летчиками генерал особо обращал внимание на недопустимость шаблона боевых действий и неотрывное сопровождение взаимодействующих наземных войск в наступлении. Выезжая на передовую и располагаясь вблизи наблюдательного пункта общевойскового командира, он передавал по радио необходимые приказания штурмовикам, находящимся в воздухе, наводил самолеты на цель с наиболее выгодных высот и направлений, информировал штурмовиков и сопровождающих их истребителей о воздушной обстановке, управлял ими в случае боя с самолетами противника, оказывал помощь экипажам в восстановлении детальной ориентировки в районе цели, поддерживал связь с танковыми и стрелковыми частями, в интересах которых штурмовики наносили удары и, наконец, получал от ведущих групп донесения о результатах их действий, и разведданные.

Командиры и штабы дивизий, полков хорошо знали деловую педантичность Василия Георгиевича, своевременно готовили для него графики вылетов, которые позволяли группе наведения точно знать местонахождение летчиков и при необходимости вызвать очередные подразделения для решения внезапно возникающих задач.

Поздно вечером генерал Рязанов на легкомоторном самолете перелетал с наблюдательного пункта в штаб корпуса для контроля подготовки авиадивизий к очередному боевому дню. Он часто вызывал к телефону отдельных ведущих и указывал им на недостатки, учил, как их устранять. Если командир корпуса ночевал на наблюдательном пункте, то ему приходилось спать не более двух часов, так как все остальное время шла работа по организации взаимодействия с наземными войсками.

Велика роль Василия Георгиевича Рязанова в выращивании прославленных летчиков-штурмовиков: дважды Героев Советского Союза В.И. Андрианова, И.X. Михайличенко, М.П. Одинцова, Н.Г. Столярова и целой когорты Героев и дважды Героев Советского Союза.

Нам, комэскам, нравились его разборы боевых вылетов и подведение итогов наступательных операций, которые очень часто проводил он сам. Генерал серьезно готовился к ним. Генеральские разборы иллюстрировались многочисленными схемами, изобиловали примерами удачных и неудачных вылетов. Глубокомысленные выводы нашего командира корпуса имели прочный фундамент. Он, по рассказам близких сослуживцев, много читал, неустанно учился, обладал большим запасом знаний.

Забегая вперед, скажу: В 1944 году по приказу командующего фронтом маршала Советского Союза И.С. Конева корпус оказывал помощь участникам Словацкого восстания. По его команде несколько эскадрилий по установленному сигналу поднялись в воздух и взяли курс на Дуклинский перевал. Летчики хорошо помнили наставления генерала В.Г. Рязанова о необходимости длительного воздействия на противника, чтобы дать возможность советским танкистам прорвать фашистскую оборону и обеспечить ввод в прорыв частей Чехословацкого корпуса полковника Свободы. В районе цели штурмовики, как это и было проиграно на земле, пошли в атаку в боевом порядке «круг самолетов».

Экипажи в каждом заходе использовали одно из средств поражения поочередно: первый бросает бомбу, второй пускает реактивный снаряд, третий ведет огонь из пушек, четвертый - из пулеметов, и так последовательно каждый заход.

При выходе из атаки на предельно малой высоте воздушные стрелки из крупнокалиберных пулеметов вели огонь по позициям противника. В результате, было выполнено 17 заходов каждым из штурмовиков, и враг в течение часа не мог поднять головы. За время действия группы артиллерия противника не сделала ни единого выстрела по нашим атакующим танкам, которые с десантом автоматчиков на броне без потерь заняли укрепленные позиции врага в районе населенного пункта Гырова. Развивая успех, передовые части наших войск ворвались на Дуклинский перевал.

Командир гвардейского авиакорпуса был мужественный, отважный человек. На пунктах наведения он неоднократно подвергался бомбардировкам и артиллерийскому обстрелу, но никогда не покидал своего поста. Заслуженно носил он две звезды Героя Советского Союза. Такой он был у нас, «Мой генерал». Так с уважением называли его все командиры подразделений, все летчики: весь личный состав корпуса. Это уважение выражалось, во-первых, в беспрекословном, я бы сказал, душевном стремлении к подчинению его крепкой воле, во-вторых, в горячем и совершенно искреннем нашем стремлении как можно лучше и безупречнее выполнить каждое его распоряжение, команду, поступавшие через штабы, не говоря уже о личном распоряжении, приказе, - и с радостью доложить об этом. Этим мы и жили с нашим комкором.

Как и везде, в армии и на фронте есть командиры от генерала до лейтенанта, которых сами подчиненные определяют конкретным понятием - «любимые». К таким любимым я, наряду с некоторыми командирами пониже званием, в первую очередь, отношу генерал-лейтенанта Василия Георгиевича Рязанова. Конечно, расстояние, разделявшее нас по званиям и должностям - комкор и комэск - казалось неизмеримое, но в том-то и дело, весь секрет его характера, что он умел, при необходимости, сократить, а то и свести на нет этот разрыв с любым нужным ему человеком. И тот, в каком бы малом чине или звании ни состоял, в разговоре или делах с ним чувствовал себя совершенно свободно, абсолютно равным с генералом, одновременно воспринимая всю значимость каждого слова собеседника.

Именно так воспринимал я каждую встречу, каждый разговор с Василием Георгиевичем. А встреч было очень много, как, впрочем, и у всех командиров эскадрилий. Дело в том, что генерал считал необходимым для себя быть в курсе всего: чем каждый день, каждый час заняты эскадрильи. И это вполне оправдано, в конечном счете, эскадрилья и только она - основа полка, дивизии, корпуса - обеспечивала успех выполнения любых боевых заданий, успех ведения войны корпуса кроется в успехах эскадрилий.

Я, пожалуй, не припомню такого случая, когда бы, выполняя групповой полет, с ответственным заданием, не слышал бы в шлемофоне голос генерала. Он сам лично, нередко с КП, вынесенного к самой передовой, - бывало, что КП устраивался на верхушке дерева, - наводил на заданные цели штурмовиков, когда требовалось, подправлял, изменял задание по ходу полета, предупреждал об опасностях, охраняя нас. Как нам известно, именно Рязанов добился внедрения в штурмовую авиацию радиосвязи.

Наблюдая за боевыми действиями никак не связанных с землей летчиков-штурмовиков, атакующих почти вслепую определенные им участки, он переживал вместе с ними, сознавая сложность поставленной задачи. Как нередко штурмовики оказываются беспомощными, а то и не по их вине, наносящими ущерб нашим войскам, генерал нередко сам оказывался под угрозой, на краю гибели...

Сам Василий Георгиевич вникал буквально во все вопросы, нередко, на первый взгляд, кажущиеся незначительными. Большую часть времени отдавал организации боевой подготовки в полках, правильной эксплуатации материальной части. Командир корпуса постоянно напоминал летному составу слова Н. Е. Жуковского: «Самолет - величайшее творение разума и рук человеческих. Он не подвластен никаким авторитетам, кроме лиц, свято соблюдающих законы».

По мере накопления опыта совершенствовалась тактика штурмовиков, улучшалась организационная структура, видоизменялись боевые порядки. Теперь их основой становилась пара самолетов, а состав звена - четырехсамолетным. При этом наиболее обороноспособной и маневренной оказалась группа в составе шести-восьми самолетов. Боевым порядком ее стал «пеленг». Сбрасывание бомб производилось с индивидуальным прицеливанием каждым летчиком по сигналу ведущего группы.

Особое внимание генерал Рязанов уделял ведущим. «Знать каждого в лицо» - таково было его требование к командирам полков. Командир корпуса часто проводил занятия с руководящим составом частей по использованию радиосредств, считая для авиаторов настольной книгой «Инструкцию по управлению, оповещению и наведению самолетов по радио». На «ИЛах» устанавливались коротковолновые станции РСИ-4. Приемно-передающие устройства были на машинах командиров эскадрилий и выше. Командиры звеньев, рядовые летчики имели пока одностороннюю связь, у них стояли приемники. Мечта Василия Георгиевича об оборудовании приемопередатчиками всех самолетов осуществилась позже.

В подготовке, воспитании летчиков у нас было немало недостатков. Был такой приказ наркома Тимошенко перед войной: из летных училищ выпускать летчиков в звании сержантов, в частях держать их на казарменном положении до присвоения офицерских званий. Приказы не обсуждают, это закон. Для нас, военных, это святой закон. Но этот приказ? Надо ли говорить, какое недовольство у выпускников училищ вызывал он, и как трудно было работать с молодежью, ущемленной морально и материально. А во время войны сержанты, летчики, командиры экипажей, воевали месяцами, так и не удостоившись лейтенантских погон.

Вот такое пополнение и поступало в полки. Общий уровень выучки у молодежи, а она составляла большинство во всех полках, был невысоким. Из-за слабой (скоростной) подготовки молодого пополнения летчики-новички нередко гибли в первой же штурмовке, воздушной схватке с противником. Полки несли большой урон в живой силе и технике. Рязанов приложил все силы для изменения положения. Помимо уже существовавших инструктажей и практических занятий, он разрабатывал и издавал специальные по этому вопросу обстоятельные, продуманные приказы и инструкции, хорошо помогавшие перестраивать всю систему предполетной подготовки новичков в постепенном их вводе в боевые условия. При этом он очень внимательно наблюдал за отдельными, подававшими надежды. Вот что обнаруживаем в его записях, которые приводит заместитель генерала С. А. Донченко в своей книге «Флагман штурмовой авиации».

«Предельно внимательно генерал следил за ростом каждого подававшего надежды летчика, для них у него в блокноте была специальная страничка, в которую заносились все сведения об его успехах и, конечно, о промахах, ошибках. И тут же пометка: что сделать, предпринять».

...Так, под командованием этого замечательного боевого командира, генерал-лейтенанта Василия Георгиевича Рязанова, мы и шли, точнее, летали, смертельными штурмовками поражая противника, громя и уничтожая его живую силу и технику, расчищая путь к Победе нашей пехоте и моточастям».

А погода стояла ненастная. Невесело чувствовали себя авиационные командиры, когда маршал И.С. Конев распекал всех за бездеятельность. Корпус имел только один аэродром Бриг с бетонной взлетно-посадочной полосой. На ней иногда собиралось несколько полков бомбардировщиков, штурмовиков и истребителей. Но от Брига до линии фронта около двухсот километров! Что можно было предпринять? Противник же использовал стационарные аэродромы - Любен, Котбус, Луккау, Фалькенберг - и усилил свою активность, бомбил не только наши войска, но и переправы, мосты, дороги.

И все же выход был найден - осуществлять полеты с автострады Берлин - Бреслау. Тогда первыми их начали осваивать истребители полковника А.И. Покрышкина. За ними опыт переняли и штурмовики. 9-я авиадивизия перебазировалась на аэродром Лигниц. Правда, 8-я полковника В.П. Шундрикова продолжала еще сидеть на старых взлетно-посадочных площадках в непролазном болоте.

8 февраля 1945 года короткая артиллерийская подготовка возвестила о новом наступлении. Короткая - из-за нехватки боеприпасов. Оборона противника была прорвана ударной группировкой, но в дальнейшем темп наступления начал снижаться, хотя порыв войск был достаточно высок.

Генерал Рязанов в штабе 3-й гвардейской танковой армии встретился с генералом Рыбалко.

- Мне нужно, Василий Георгиевич, срочно осмотреть левый берег Квейса. Отдайте, пожалуйста, распоряжение, - склонился над испещренной множеством пометок картой генерал Рыбалко.

- Уже дано, - сообщил командир корпуса. - Туда вылетел лейтенант Расницов...

Именно в эту минуту открылась дверь, и вошел дежурный офицер. Доложил результаты наблюдений лейтенанта Расницова.

Генерал Рыбалко тотчас нанес разведданные на карту, сразу же принял решение. На восточной опушке леса Мошендорф были танки. Ими займутся самоходчики. Вдоль реки тянулись траншеи, еще не занятые пехотой противника. Надо было принять меры, чтобы он их и не занял. Из Гейнау на Гольдберг по трем дорогам двигались до восьми десятков автомашин, более трехсот повозок. Гитлеровцы отступали.

- А это для вас работенка, - Рыбалко посмотрел в сторону командира штурмового корпуса.

- Добро. Поднимаю в воздух девятку. К тому же Расницов докладывал, что видел три эшелона под парами. Пусть из них пар выпускает, - принял решение Рязанов.

Через считанные минуты над командным пунктом с грохотом на бреющем пронеслись краснозвездные «илы». А генерал Рязанов, разговаривая по рации с командиром 144-го гвардейского авиаполка майором М. Степановым, давал ему указания:

- После Расницова выпустишь Бегельдинова. Потом Чепелюка...

15 февраля вышел Указ о награждении корпуса орденом Суворова. Войска 1-го Украинского фронта продвинулись к Одеру и захватили плацдармы на его западном берегу. В первых числах марта 1945 года Рязанов нашел командующего 1-м Украинским фронтом на передовом наблюдательном пункте, расположенном восточнее города Бунцлау. Штурмовики были уже в полете.

Командиру 152-го гвардейского истребительного полка майору Василию Михайловичу Шевчуку поступил приказ: срочно вылететь на прикрытие 18 штурмовиков, они уже в воздухе. День был горячий - все на прикрытии. Шевчук, схватив шлем, бегом помчался к своему «яку».

«Видно, важное задание, если вести группу поручили Бегельдинову». Шевчук приветственно покачал крыльями и стал набирать высоту. Внимательно осматривая горизонт, он заметил четыре вражеских самолета. Они приближались к группе штурмовиков. «Два «хеншеля» и два «фокке-вульфа», - определил майор силы врага и облегченно вздохнул, увидев, как начали набирать высоту и штурмовики...

А на передовом НП с нетерпением ждали, когда появятся «илы». Несколько раз танкисты Рыбалко приближались вплотную к окраинам города и вновь отступали с потерями. Надежда была только на авиацию. Командующий фронтом первым заметил штурмовиков. Он долго присматривался, потом обернулся к Рязанову:

- Кто прикрывает Бегельдинова?

- Летчики сто пятьдесят второго гвардейского истребительного полка.

- Какие летчики? Вот один «як» крутится, и все. А если фашистские истребители? - Конев опять глянул в мощный цейсовский бинокль. - Ну, вот и они, легки на помине.

...Шевчук внимательно следил за приближающимся врагом. Он решил сначала атаковать ведущего пары «фоккеров» и ввел в крутое пикирование послушный «як». Когда до фашистского самолета остались считанные десятки метров, он нажал на гашетки. Снаряды авиационной пушки разворотили кабину «фокке-вульфа», и тот камнем полетел к земле.

Фашисты растерялись. Они никак не ожидали такой атаки. В это время по ним ударила девятка штурмовиков. Море огня забушевало перед истребителями противника. И еще два самолета ткнулись в мерзлую землю. Оставшийся «хеншель» развернулся и дал полный газ, стараясь уйти на бреющем. Но его перехватил «як». Короткая пулеметно-пушечная очередь оказалась точной. Последний фашистский самолет окутался дымом и упал на землю в нескольких сотнях метров от передового наблюдательного пункта.

Воздушный бой занял всего несколько минут. Штурмовики, как ни в чем не бывало, вновь легли на боевой курс.

Шевчук услышал, как знакомый басок Рязанова запросил:

- «Маленький», кто работает?

- Шевченко...

- Шевченко, «хозяин» объявляет тебе благодарность.

А две девятки «илов» уже заходили на штурмовку. Они ударили по расположенным на окраине города домам, где засели гитлеровцы. От взрывов бомб рушились кирпичные стены, реактивные снаряды сжигали и разрушали остальное. Рязанов связался с Бегельдиновым, приказал сделать еще два захода и ударить из пушек и пулеметов по окнам сохранившихся зданий. В это время танки Рыбалко пошли в атаку, и бой, наконец, передвинулся к центру города. Главное было сделано - линия обороны прорвана.

Штурмовики легли на обратный курс. Сопровождал их по-прежнему одинокий истребитель Шевчука. Но прикрывать уже было не от кого - чистое небо простиралось до самого горизонта.

Когда перед Берлинской операцией главком ВВС Новиков передал генерал-полковнику Красовскому о том, что в Ставке хотят предложить кандидатуру генерала Рязанова на повышение, Красовский ответил, что Рязанов откажется покинуть корпус перед решающим боем за Берлин. Новиков сказал об этом Коневу, тот предложил спросить у самого Рязанова. Рязанов же попросил о том, чтобы в сражении за Берлин он остался с корпусом, - так будет лучше для общего дела. Конев потом рассказал Рязанову, что уже третий раз ему хотят дать воздушную армию с переходом на другой фронт, но командующий армией пока не отпускает командира 1-го штурмового авиакорпуса.

В утро форсирования Нейсе генерал В.Г. Рязанов находился на наблюдательном пункте 5-й гвардейской армии и руководил группами «ильюшиных», давал целеуказания, уточнял вопросы взаимодействия, выполнял заявки наземных командиров.

- Внимание! - предупредил всех находившихся на НП генералов и офицеров Василий Георгиевич в шесть часов пятьдесят минут. - Сейчас будет поставлена дымовая завеса.

Штурмовики поддерживали наступление и 13-й армии Пухова. Перед началом наступления им следовало установить дымовую завесу. Эта непростая задача была возложена на штурмовиков корпуса. Надо идти строго по курсу, без противозенитного маневра, не реагируя на огонь с земли и с воздуха. Как отмечает И.С.Конев, летчики-штурмовики сделали это мастерски. Первую восьмерку ИЛов с подвешенными дымовыми приборами вел с аэродрома Пичкау командир полка Степанов, вел точно по курсу и ставил дым с поразительной точностью, несмотря на ураганный заградительный огонь зенитной артиллерии. Вторую группу возглавлял командир эскадрильи Герой Советского Союза старший лейтенант Н. Яковлев. К указанному ориентиру «илы» вышли с точностью до секунды, снизились до бреющего к водной глади Нейсе и пошли прямо на виду у противника без маневра. Истребители прикрывали штурмовиков от атак с воздуха.

А в небо поднимались очередные группы. Гитлеровцы открыли по ним стрельбу из всех видов оружия. Это был коридор сплошного огня. И все же мощная, хорошей плотности дымовая завеса была поставлена точно по рубежу Нейсе. Равнялась она, ни много, ни мало, - 390 километрам. Такой масштабной дымовой завесы никогда ни у кого не было. В сочетании с активной артиллерийской подготовкой завеса создала для противника большие затруднения в управлении войсками, расстроила их систему огня, ослабила устойчивость обороны.

После постановки дымов, отрепетированной тщательно заранее, Рязанов передал по радио: "Молодцы! Восхищен вашими действиями. Благодарю!"

О постановке дымовой завесы И.С. Конев пишет: «В конце первого периода артиллерийской подготовки были поставлены дымы. В полосе, доступной обозрению, дымовая завеса оказалась очень удачной, мощной, хорошей плотности и по высоте как раз такая, как нужно. Мастерски это сделали летчики-штурмовики! Стремительно пройдя на бреющем, они не пронесли ее, а поставили точно на рубеже Нейсе. А надо сказать, что ширина фронта, на котором ставилась дымовая завеса, равнялась ни много, ни мало 390 километров. Такой фронт установки завесы в известной мере дезориентировал противника относительно пунктов наших переправ через Нейсе».

Позднее, вспоминая 16 апреля 1945 года - первый день Берлинской операции, заместитель командующего 2-й воздушной армией Герой Советского Союза генерал-лейтенант А.В. Беляков (штурман легендарного чкаловского экипажа) напишет:

"2-я воздушная армия под командованием генерала С.А.Красовского в тот день совершила 3546 боевых самолето-вылетов. В 33 воздушных боях было уничтожено 40 машин противника. Особенно мастерски действовали на поле боя летчики 1-го и 2-го штурмовых авиакорпусов, которыми командовали генералы В.Г.Рязанов и С.В. Слюсарев...

Именно летчики-штурмовики мощными ударами отразили контратаки противника и помогли танкистам с ходу форсировать реку Шпрее".

Во второй половине дня истребительная авиация немцев активизировала свои действия. Восьмерка Ме-109 встретила группу старшего лейтенанта Н. Пушкина далеко на подходах к цели. Экипажи «илов» открыли плотный огонь, не давая «мессершмитам» занять удобную позицию для атаки. Они даже не смогли подойти к штурмовикам. А когда воздушный стрелок сержант И. Кузин меткой очередью сразил одного стервятника, остальные рассыпались и поспешили укрыться. Благодаря высокой эффективности ударов артиллерии и авиации, войска главной группировки фронта форсировали Нейсе и начали успешное продвижение вперед. Штурмовики мощными ударами заставили замолчать вражеские орудия перед наступавшими войсками и тем самым помогли им быстро овладеть узлами обороны противника на первой полосе.

Когда была прорвана первая полоса обороны противника, сильным контратакам и артобстрелу подверглись 3-я и 5-я гвардейские армии, приостановившие свое движение вперед. Конев приказал нанести удар авиацией. Рязанов нацелил летчиков в район Кобельн, Емлитц, Мускау. Сосредоточенный удар по противнику нанесли 100 самолетов 1-го гвардейского авиакорпуса под прикрытием 65 истребителей и 110 штурмовиков 2-го гвардейского штурмового авиационного корпуса под прикрытием 50 истребителей. Они подавили огонь артиллерии, прижали к земле пехоту противника, сорвали его контратаки. Наши войска захватили опорные пункты.

А.С. Жадов в книге "Четыре года войны" писал: "Неоценимую поддержку наземным войскам в боях 16 апреля оказала авиация фронта, особенно штурмовики. 1-й гвардейский штурмовой авиационный корпус генерала В.Г.Рязанова непрерывно наносил сосредоточенные удары по опорным пунктам и узлам сопротивления противника, его танкам, артиллерии, по подходящим резервам».

17 апреля И.С.Конев отдал приказ командармам 3-й и 4-й гвардейских танковых армий генералам Рыбалко и Лелюшенко входить в глубокий прорыв на фронте 13-й армии, продвигаться вперед, не ожидая отстающих сухопутных войск и не опасаясь окружения. К концу дня 18 апреля армия Лелюшенко прошла за Шпрее вперед на сорок пять километров. В ночь на 18 апреля 3-я и 4-я гвардейские танковые армии повернули с юга на Берлин. Их поддерживала авиация. С.А. Донченко писал в своей книге: «А мы упрямо шли вперед, сменяя, аэродромы с непривычными названиями». Тесное взаимодействие штурмовиков с танкистами при надежном истребительном прикрытии позволило осуществить небывалое по глубине сопровождение танковых армий 1-го Украинского фронта.

В.Г. Рязанов со своей оперативной группой переместился на КП танковой армии, оставив в общевойсковых армиях авиационных представителей. 75% сил воздушной армии было привлечено для поддержки танковых армий. Был отражен контрудар герлицкой группировки противника и устранена угроза левому крылу фронта. Хорошо поработали штурмовики. В танковые корпуса и бригады были выделены авиационные офицеры наведения с радиостанциями. В такую группу попали и моя мама с Таней Лебедевой.

В.Л. Шевчук в книге "Командир атакует первым" вспоминает свой опыт работы на пункте наведения - ПН и отмечает большую ответственность этой работы. "Но здесь, на ПН, в первый же день я почувствовал, что дело это очень непростое. Во-первых, чувство большой ответственности: любая команда с земли исполнялась летчиками беспрекословно, а значит, любая моя ошибка могла дорого обойтись. Во-вторых, если ты даже хорошо просматриваешь воздушную обстановку, свои самолеты и самолеты противника, необходимо уметь быстро принять правильное решение - времени на раздумья нет".

Штурмовые авиакорпуса генералов В.Г. Рязанова и С.В. Слюсарева, бомбардировщики генералов Д.Т. Никитина и П.П. Архангельского наносили мощные удары по врагу, обеспечивая движение танкистов. Капитан Ю.М. Балабин, многократно водивший группы «илов» численностью до 18–24 самолетов, лично уничтожил 7 фашистских танков, 13 автомашин и 6 орудий. 18 апреля 1945 года группа «илов», ведомая капитаном А.Я. Суворовым, пулеметно-пушечным огнем и реактивными снарядами разгромила железнодорожный эшелон гитлеровцев с живой силой и техникой. Переброшенные из района Котбуса резервные части противника так и не смогли прибыть к месту назначения и вступить в бой. Во время глубокого рейда армии по тылам врага авиация во многом заменяла артиллерию, оказывая активную и эффективную помощь танковым соединениям.

Для каждой танковой армии выделялось по три авиационных корпуса - бомбардировочный, штурмовой и истребительный. Поскольку артиллерийские задачи предстояло решать бомбардировщикам и штурмовикам, их взаимодействие с танкистами было особенно тесным. Командиры корпусов С.В. Слюсарев, В.Г. Рязанов, Д.Т. Никишин и П.П. Архангельский со своими средствами связи находились на КП командующих танковыми армиями: в личном общении командиров - надежный залог непрерывного и тесного взаимодействия.

О действиях 1-го гвардейского авиакорпуса можно привести свидетельство его командира, взятое из расширенной автобиографии В.Г.Рязанова.

"Берлинская операция - апрель 1945г. Пропускаю операцию на Прешов (в Карпатах), выход и форсирование реки Одер, Оппельнскую операцию, хотя в этих операциях тоже много поучительного. С рубежа реки Нейсе была начата Берлинская операция. Как и в предыдущих операциях, мне пришлось взаимодействовать с танками Рыбалко и Лелюшенко. После прорыва обороны противника на р. Нейсе, а особенно после форсирования р. Шпрее у Шпремберга, танки стремительно двинулись вперед, совершая иногда марши по 80—90 км за одну ночь. Чтобы не отстать с аэродромным базированием, мне пришлось, двигаясь с передовыми отрядами танков, создать и держать у себя большую группу аэродромщиков, которые быстро осматривали, разминировали аэродромы, оставляемые противником, и я после личного осмотра аэродрома давал приказы дивизиям, полкам о посадке на эти аэродромы. Танки, стремительно двигаясь вперед, оставляли в тылу у себя значительные группы противника, которые потом добивались пехотой.

Был такой эпизод: возле Калау я нашел небольшой аэродром и посадил на него два полка. В тылу восточнее нас оставалось еще много противника, отступающего на запад, т.е. на нас.

По окончании дневной работы на своем передовом КП к вечеру я прилетел на этот аэродром. Из личного состава двух авиационных полков, одного БАО и аэродромного зенитно-артиллерийского полка организовал круговую оборону аэродрома, расставив зенитные пушки, подняв хвосты самолетов и пушки самолетов направив на вероятные подходы противника. За ночь мы уничтожили и пленили свыше 200 немцев и с рассвета самолеты вновь начали боевые вылеты с этого аэродрома.

Другой случай, когда я командиру дивизии полковнику Шундрикову приказал сесть дивизией на аэродром Ной-Вельцев. Он докладывает, что аэродром занят войсками противника. Приказываю выбить противника и сесть на аэродром. Шундриков повел группу на штурмовку немцев. Его сбили, самолет загорелся, он выпрыгнул на парашюте. Во время спуска немцы его ранили с земли, он сел между нашими войсками и немцами. Наши пехотинцы подползли, вытащили его. Шундриков сказал пехотинцам, как ему нужен этот аэродром. Немцы с аэродрома были выбиты и тут сели на аэродром наши самолеты.

Таким способом был проведен аэродромный маневр, и в результате не было ни одного часа, чтоб мы отстали от танков и не могли бы им содействовать со своих аэродромов. Была решена важнейшая задача авиации при взаимодействии с танками: так организовать и провести аэродромный маневр авиации, чтобы не отставать от танков, действующих в оперативной глубине.

К концу апреля, когда наши войска ворвались в Берлин, и авиации в Берлине уже нечего было делать, я с южной окраины Берлина свой КП перенес юго-западнее в м. Беелитц, так как противник, прекратив сопротивление англичанам и американцам, пытался придти на выручку окруженному берлинскому гарнизону. В течение двух дней приходилось бить каждую группу немцев, каждый танк, каждую самоходку, пытавшиеся наступать с юго-запада против нас. Сюда же пыталась пробираться группировка немцев, окруженная войсками 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов юго-восточнее Берлина. С запада противнику пробиться не удалось, так же не удалось прорваться и окруженной группировке на запад. Те и другие были около Беелитц, и бить приходилось на запад и на восток".

Противник рвался из Берлина на юго-запад. Надо было прикрыть пути выхода, но это не всегда удавалось, и разрозненные группы врагов просачивались, как вода сквозь песок, и блуждали по территории, уже занятой нашими войсками, непрерывно вступая в бои, исступленно пытаясь вырваться, прорваться из окружения. С запада на помощь осажденному Берлину пробивалась 12-я армия Венка, снятая Гитлером с Западного фронта и брошенная на помощь погибающей столице. Двухсоттысячная франкфурто-губенская группировка противника рвалась на запад, откуда навстречу ей пыталась пробиться 12-я армия гитлеровцев. Венк был относительно молод, несмотря на седые волосы, отличался ярко выраженной интеллигентностью и большим авторитетом среди коллег и подчиненных. Основная масса его объединения должна была продвигаться в восточном направлении - южнее Берлина - для оказания помощи окруженной 9-й армии генерала Буссе. Венк отправился к войскам: ребята, вы должны сделать еще одно усилие, чтобы спасти боевых товарищей от смерти и от русского плена.

Д.Д. Лелюшенко писал о сражениях на рубеже Трёйенбритцен-Беелитц в книге "Москва-Сталинград-Берлин-Прага": «Летчики поддерживали наступление 4-й гвардейской танковой армии на всем ее боевом пути. Это были истребители полковника А.И. Покрышкина и подполковника Л.И. Горегляда, штурмовики 1-го гвардейского авиакорпуса генерала В.Г. Рязанова».

В дни операции Рязанов редко бывал в штабе корпуса. Он был или на КП частей в самых проблемных и острых местах, где его руководство было нужным, или в полках. Там он разбирал действия летчиков, давал им советы и сам советовался с ними, поддерживал, подбадривал своих бойцов. Летчикам нужна поддержка. Каким бы уверенным не был он во время полета, человек живой, он не может быть постоянно в напряжении, на пике. Да и столько душевных сил теряется в этом уверенном полете, что снять стресс необходимо. А беседа с авторитетным генералом, комкором, от которого зависят судьбы летчиков, полубогом в их глазах, его подбадривание, теплое слово, окрыляли, заставляли забыть о невзгодах. Душа пела от восторга. Причем Рязанов всегда был искренним. И если ругал, то за дело, и ругал искренне. И искренне хвалил. Летчики знали это, и после беседы с ним были готовы к выполнению любого задания.

Честность Рязанова, – прежде всего с самим собой, – и с окружающими и создавала его авторитет и репутацию. Для летчиков и для других подчиненных командира, которые чувствовали и знали это, самым надежным критерием их деятельности была оценка ее Рязановым. Его мнение, как правило, сомнению не подвергалось. Да и простая встреча с командиром помогала его подчиненным. И.Г. Драченко вспоминает в своей книге, как во время дождя прилетел Рязанов, и все сразу приободрились, словно он привез хорошую погоду.

И.Г. Драченко писал: «В эти дни в полках часто бывал командир корпуса генерал Рязанов. Он поднимал наш дух, нацеливал на решительные, грамотные в тактическом отношении и вместе с тем расчетливые действия. Советовал в каждой группе иметь ветерана боев, умудренного опытом прицельного бомбометания и противозенитного маневра. Как и раньше, генерал требовал, чтобы в наземных частях авиаторы имели своих представителей - наводчиков с радиостанциями. У танкистов они, как правило, находились в головной колонне».

Летчики Рязанова работали и в самом Берлине и в его окрестностях. Поэтому Рязанову приходилось постоянно перемещаться. К тому же, сложно было определить то острие атаки врага, по которому надо бить. Структура фронта напоминала фрактал, сейчас в науке в ходу такой термин, обозначающий дробные, нецелые размерности, береговую линию, например, или пыль в атмосфере. На этот раз Рязанов прилетел в штаб корпуса и лично ознакомил комдивов: полковников Донченко и Шундрикова и генерала Баранчука с приказом, в котором четко определялись задачи по отражению контрудара 12-й армии немцев. Затем генерал Рязанов отбыл в полки.

В районе города Цана не мог продвинуться вперед танковый полк, - мощнейший артиллерийский огонь. Командир полка полковник А.П. Матиков вызвал Драченко и передал личное приказание генерала Рязанова: поднять шестерку «илов» и любой ценой подавить этот артиллерийский заслон. Небо было в тучах. Вдруг сквозь просвет в облаках Драченко увидел замаскированные пушки. - Посамолетно за мной, в атаку, орлы! - Приказал он ведомым. Ни один заход не пропал даром. Путь танкам был открыт.

Рязанов получил приказ произвести воздушную разведку Берлина. Он выслушал доклад майора М. Степанова и приказал вызвать Героя Советского Союза старшего лейтенанта Т. Бегельдинова. В ожидании летчика склонился над крупномасштабной картой. Когда Бегельдинов вошел и доложил, Рязанов поздоровался с ним, предложил сесть, а затем попросил показать планшет. Увидев карту, он приказал начальнику штаба полка подполковнику Иванову подклеить еще лист. Расспросил Бегельдинова о состоянии самолета, о его самочувствии.

После удачной разведки на летном поле капитана Бегельдинова встретил весь свободный личный состав полка, обняли и начали качать. Он же, привезший с десяток пробоин в самолете, возмущался: зенитка на зенитке, плюнуть некуда! Ждавший его на КП полка генерал Рязанов вскочил, крепко обнял и расцеловал засмущавшегося казахского паренька.

- Благодарю, капитан Бегельдинов, от всей души благодарю! От лица командования тоже горячая благодарность. Оно не забудет твоего подвига. Можешь гордиться, твой штурмовик появился над Берлином днем первым из машин нашей воздушной армии.

На следующую разведку вылетел Расницов. Спустя считанные часы в небе над самим Берлином было тесно от советских самолетов. Летчики 1-го гшак, летавшие над Берлином, рассказывали, что больше всего сил прикладывалось к тому, чтобы не столкнуться со своими. После подавления разведанных Бегельдиновым и Расницовым зенитных батарей, атакам подвергались все огневые точки противника. Приходилось атаковать не только отдельные дома и этажи, а чуть ли не отдельные окна, в которых засели «фаустники». Для этого требовались прекрасное умение ориентироваться по крупномасштабным картам на новой местности, быстро отыскивать нужный объект, снайперская точность и безошибочный расчет. На помощь пехотинцам и танкистам, сражавшимся в Берлине, посылались самые опытные летчики, следопыты-охотники. О них говорили, что могут уложить бомбу в печную трубу.

Когда разведка обнаружила возле Потсдама шесть эшелонов с войсками и боевой техникой, Рязанов поручил майору М. Степанову под прикрытием истребителей капитана Н. Шутта разгромить станцию, прикрытую плотным кольцом зенитных батарей. На пути к станции «яки» атаковали истребители врага и Шутт за считанные секунды сбил два «мессера». Он атаковал шедшую параллельным курсом пару "Мессершмиттов", по - видимому, выжидавших момента для удара. Неожиданно довернув машину и включив форсаж, он снизу, под большим ракурсом, короткой очередью сбил ближнего и, перевернувшись через крыло, мгновенно атаковал и уничтожил второго. Майор М. Степанов впоследствии рассказывал: «Всю войну я провел в небе, но таких красивых атак, такого совершенства в маневре и стрельбе не видел...». В районе цели штурмовики подавили сначала зенитки, а затем забросали бомбами станцию.

Мама была в составе большой группы команды ВПУ, которая с двумя радиостанциями двигалась с танкистами Лелюшенко. Во время прорыва в каком-то немецком городке их не заметили те, кто проводил занятия с «гитлерюгенд». Девушки вышли на площадку «студебеккера» и стали кричать: эй, фрицы! Те же усиленно занимаются. Они говорят танкистам: попугайте их, поверните пушки. Те, посмеиваясь, развернули башни. Снова не слышат. И только когда они уже собрались уезжать, заметили, и, побросав оружие, разбежались по хохот девчонок и танкистов. Но все оказалось скорее трагично, чем смешно. Под Беелитцем одна радиостанция сгорела. Под Потсдамом от рук фаустника погиб «виллис» с шестью членами команды радистов. Радисткам приходилось брать в руки винтовки, например, при отражении атаки на штаб Лелюшенко.

И.С.Конев в книге "Сорок пятый" писал: «Днем 24 апреля армия Венка предприняла первые танковые атаки на участке Беелитц-Трёйенбритцен, стремясь прорвать позиции 5-го гвардейского механизированного корпуса генерала Ермакова и частей 13-й армии, только что перед этим подошедших и своим флангом сомкнувшихся с танкистами.

Вскоре после начала атак врага на командный пункт генерала Ермакова приехали сам командарм Лелюшенко и командир штурмового авиационного корпуса Рязанов. Оба они со своего наблюдательного пункта - с крыши одного из домов на окраине Трёйенбритцена - нацеливали штурмовики на танковые группировки наступавших войск 12-й армии Венка.

Штурмовики Рязанова, имевшие большой опыт борьбы с танками, и на этот раз превосходно показали себя. Парируя удар достаточно сильной и крупной группировки противника, они помогли не только 5-му гвардейскому мехкорпусу и армии Лелюшенко, но и всему нашему фронту...

Теперь под Трёйенбриценом, поддержав корпус Ермакова, Рязанов вновь сделал большое дело: помог воспрепятствовать прорыву 12-й армии Венка, стремившейся навстречу 9-й армии Буссе, тоже пытавшейся к этому времени вырваться из окружения...

Новые попытки армии Венка в районе Беелитц-Трёйенбрицен не увенчались успехом и 25 апреля. Атаки были яростные, но отражали мы их весьма успешно, неся при этом минимальные потери.

Генерал Рязанов, поддерживая в этот день 5-й гвардейский мехкорпус Ермакова, особенно удачно использовал своих штурмовиков. Они действовали волна за волной, как правило, на малых высотах, забрасывая наступающие немецкие танки мелкими противотанковыми бомбами. Теперь вражеские танковые части испытали то, что когда-то, в сорок первом и в сорок втором, испытывали наши танкисты, когда им не давала жить немецко-фашистская авиация...

Активно действовали на бреющем полете и штурмовики генерала Рязанова...».

Командир 12-й гвардейской механизированной бригады Г.Я. Борисенко вспоминал:

«Нужно сказать, что славно поработали наши летчики-соколы, особенно штурмовики, которые, действуя на предельно малых высотах, наносили противнику большие потери и прижимали его к земле. За это им большое спасибо».

Попытки гитлеровцев совершить прорыв успеха не имели. В ночь на 26 апреля армия Буссе, окруженная юго-восточнее Берлина, предприняла отчаянные усилия вырваться в юго-западном направлении. Фашисты собрали в единый кулак пять дивизий. Это обнаружили штурмовики-разведчики Рязанова. Весь день самолеты 1-го и 2-го авиакорпусов бомбили и обстреливали врага. Они сожгли много танков, штурмовых орудий, транспортных машин. Гитлеровцы, не выдерживая ударов с воздуха, разбегались по лесам.

Армия Венка должна была деблокировать Берлин, что могло затянуть войну. Немецкая армия чрезвычайно дисциплинирована. Немцы вообще очень дисциплинированный народ. И если отдан приказ прорвать оборону, то войска методически, не считаясь с сопротивлением противника и своими потерями, будут продолжать атаковать. Так действовала и 12-я немецкая армия. Очень важными в такой обстановке были удары наших штурмовиков. Кроме того, что они наносили большие потери неприятелю именно в тех местах, где тот собирал мощные группировки для прорыва, и часто оказывались решающим фактором в отражении вражеской атаки, их действия деморализовывали противника, нарушали управление войсками и постоянно держали в напряжении всех, начиная от рядового и заканчивая командармом.

И в том, что, как писал И.С.Конев, - "Венк, получив сильные удары в первых же боях, в дальнейшем продолжал воевать, если можно так выразиться, по протоколу, только бы выполнить приказ, и не больше", - видимо, значительная доля "вины" наших штурмовиков. Нелегко было продолжать сопротивление под ударами нашей авиации. Достаточно было понаблюдать за ее работой. Не позавидуешь попавшим под огонь пушек и пулеметов ИЛов, под удар их бомб, укрыться от которых, кажется, невозможно.

В критический час в район боевых действий прибыл командующий четвертой гвардейской танковой армией гвардии генерал-полковник Лелюшенко. Прибыл не один. С ним полк "катюш", самоходно-артиллерийская бригада и бригада армейских саперов. По просьбе командарма в воздух для поддержки танкистов был поднят гвардейский штурмовой авиационный корпус гвардии генерал-лейтенанта авиации Рязанова. Небо и земля стонали от непрерывного рева моторов, грохота артиллерии, треска очередей, заглушаемого гулкими разрывами фаустпатронов. Воздух поминутно полосовали огненные трассы "катюш". С.А. Донченко писал: «Мастерски обрабатывали наземные цели, показали истинно рязановскую школу штурмовки летчики».

Рязанов сам был в окружении – в 41-м под Киевом, под Харьковом в 42-м. В других окружениях уже он окружал врага. Здесь он (конечно, вместе с войсками двух фронтов) окружал Берлин, но и сам оказался в окружении. Но у него были крылья. И он мог взлететь, вырваться из кольца. Он понимал, что сейчас наибольшую опасность представляет не уже обреченный гарнизон Берлина, а 12-я армия Венка, свежая, боевая. Поэтому он, ориентируясь по обстановке, перебирался в самые опасные места, с наибольшей вероятностью прорыва нашей обороны, и, вызывая своих орлов, почти непрерывно руководил их действиями.

Гитлеровцы перенесли свои усилия на новое направление - на Беелитц. 1-го мая генерал В.Г. Рязанов после двух бессонных суток прибыл на НП командира 12-й гвардейской мехбригады полковника Г.Я. Борисенко, оборудованный на вышке бывшего жандармского управления Луккенвальде. Разведка обнаружила в лесу юго-западнее Луккенвальде большое скопление гитлеровцев. Противник открыл плотный артиллерийский огонь. Затем пехота врага пошла в атаку. Бойцы 12-й гвардейской мехбригады еле сдерживали натиск немцев, рвущихся на запад. В бой вступили все. Солдаты и офицеры отбивались гранатами и трофейными фаустпатронами, дело доходило до рукопашной. Уже боеприпасы на исходе. Немцы обтекали оборону бригады, смешиваясь с ее боевыми порядками. Штурмовка с воздуха при таком тесном соприкосновении войск почти невозможна. Но Рязанов вызывает своих штурмовиков.

Когда Василий Георгиевич отдал приказ на штурмовку контратакующего противника, командиры «илов» заколебались: штурмовать квадрат, где работает сам генерал Рязанов! В ответ на повторный запрос он спокойно повторил:

- Бейте!

Летчики никогда не испытывали такого напряжения. Каждый старался бить идеально точно. «Ильюшины» «клевали» и «клевали» фашистов, пока те не поползли в разные стороны...

Рязанов в штабе генерала Д.Д. Лелюшенко обсудил с ним возникающие проблемы, когда части и соединения Лелюшенко находились в непосредственном соприкосновении с противником, оказавшимся в кольце окружения, а также частями, рвущимися на выручку окруженным. В иных местах линию фронта трудно было и определить. Это обстоятельство особенно тревожило командира корпуса: немудрено угодить и по своим. Эти же опасения высказал и Лелюшенко. Он дал указание своему начальнику штаба генералу К.И. Упману докладывать обо всех изменениях в расположении наземных войск, немедленно ставить о них в известность авиаторов, передовым подразделениям четче обозначать свое местонахождение.

- А то Рязанов так может ударить, - усмехнулся Дмитрий Данилович, - что костей не соберешь. Какая мощь в его руках!

Василий Георгиевич подумал: больно и обидно, конец войны, наши на улицах Берлина, а ребята гибнут. Над картой с разведывательными данными о противнике он просидел чуть ли не целый час. Всматривался в зеленые пятна лесов, квадраты полей, изрезанные прожилками железных и шоссейных дорог, стремился представить варианты возможного перемещения фашистских войск. Сверял с картой аэрофотоснимки, сокрушался, что пробивающаяся листва мешает рассмотреть детали.

Вероятнее всего, они нанесут встречный удар, чтобы соединиться где-нибудь в районе Беелитца. Там есть наша радиостанция наведения, толковый офицер, экипаж хороший, справляются с работой они неплохо. Может, ударить не по передовым позициям наступающих войск противника, а по вторым эшелонам 12-й армии немцев. Тогда ее наступление быстро выдохнется. А у летчиков такая возможность есть. Надо только четко обозначить им координаты. Рязанов посоветовался с Лелюшенко, со своим начальников штаба, генералом Парвовым. Тот напомнил, как под Белгородом одна группа наших штурмовиков атаковала наступающие танки противника и сожгла больше десятка, а вторая разбомбила отдыхающий мотострелковый батальон: сто двадцать гитлеровцев были выведены из строя и девяносто автомашин сожжено.

- Такое решение, видимо, оптимальное, - согласился Рязанов. - Но, во-первых, надо еще четче обозначить свой передний край, чтобы не ударить по своим, Дмитрий Данилович, - обратился он к Лелюшенко. – А, во-вторых, обеспечить подавление зениток во втором эшелоне, командные пункты там, как правило, хорошо защищены. Поставьте такую задачу вылетающим группам, - попросил он Парвова. – И еще: непрерывно вести разведку. Обстановка динамичная, ситуация меняется чуть ли не по минутам. Мы должны отслеживать ее непрерывно. Все данные разведки сразу ко мне, командирам дивизий и на радиостанции наведения. Значит, сочетаем массированные ударов по вражеским тылам с рассредоточенными действиями небольших групп штурмовиков по переднему краю противника. Используем для целеуказания данные воздушной и наземной разведок. В каждой группе штурмовиков надо иметь ветерана боев, умудренного опытом прицельного бомбометания и противозенитного маневра. Ветеранов ведь в корпусе осталось меньше двадцати процентов.

- Не забывайте и о направлении Луккенвальде, Александр Алексеевич, обратился Рязанов к Парвову. Там Буссе атакует, Барут захватил. У него там мотострелковая дивизия, три пехотных и остатки танковой, силы немалые. – Наши группы работают в районе Луккенвальде и Барута, – ответил Парвов. - От командиров танковых корпусов и стрелковых дивизий поступают данные о скоплениях живой силы и техники противника и просьбы об уничтожении их с воздуха. Наши авиационные дивизии немедленно выполняют эти заявки. Я, если вы не возражаете, сейчас поеду туда.

В один из дней находившаяся между двумя кольцами окружения 9-я немецкая армия Буссе сделала попытку прорваться навстречу армии Венка. А надо сказать, в 9-й армии гитлеровцев были значительные силы - 14 дивизий и много отдельных специальных частей, в общей сложности до 200 тысяч солдат и офицеров. Главный удар Буссе нанес в направлении Луккенвальде. Удар был довольно сильный. Противнику удалось продвинуться к Луккенвальде, он перерезал наши коммуникации и, что было особенно неприятно, в разгаре боев нарушил всю проводную связь со штабами армий, которые участвовали в штурме Берлина и окружали его. Когда пробивающиеся части армии Буссе перерезали наши коммуникации, то связь со всеми армиями и соединениями продолжала устойчиво поддерживаться по радио и ни на минуту не прерывалась.

Рязанов почти двое суток находился на КП вместе с Лелюшенко, руководя действиями штурмовиков. За это время он не сомкнул глаз: враг лез напролом. Приходилось бить каждую группу фашистов, каждый танк, каждую самоходную установку, бить в обе стороны, - враги наступали с двух сторон.

По радио Рязанов и Лелюшенко нацеливали и перенацеливали, соответственно, каждый свои подчиненные части и соединения на самые важные участки и объекты. Рязанов руководил летчиками, Лелюшенко – танкистами. В основном объектами атак были танковые группы наступающих войск армии Венка.

Штурмовики были вооружены эрэсами и ПТАБами, истребители - фугасными и зажигательными бомбами, и группы по 18-20 самолетов наносили удар за ударом. От аэродрома до места сражения было всего три десятка километров. «Илы» штурмовали в первую очередь танки, истребители бомбили и обстреливали живую силу, артиллерийские позиции, подавляли зенитные средства. Для прикрытия с воздуха на всякий случай оставалась небольшая группа истребителей.

Оценивая обстановку, в частности связанную с деблокированием окруженной берлинской группировки, маршал И.С. Конев на совещании в штабе фронта сказал: «Думаю, что Лелюшенко при поддержке Рязанова сумеет охладить пыл Венка...».

От командиров танковых корпусов и стрелковых дивизий командиру корпуса штурмовиков непрерывно поступали данные о скоплениях живой силы и техники противника и просьбы об уничтожении их с воздуха. Генерал Рязанов следил, чтобы авиационные дивизии выполняли все заявки без задержки.

30 апреля прорвавшуюся из окружения вражескую группировку войск отделяли от армии Венка каких-нибудь три-четыре километра. В эти тяжелые для танкистов Лелюшенко дни 1-й гвардейский штурмовой авиакорпус нанес мощный удар по прорвавшейся группировке. Волна за волной шли штурмовики. Совместными усилиями танкистов и летчиков группировка врага к исходу дня была полностью ликвидирована. Следы жестоких боев можно было видеть на каждом шагу. Гитлеровцы оставили на поле боя только убитыми около 5 тысяч человек. Свыше 13 тысяч солдат и офицеров было взято в плен. Летчики корпуса с 27 апреля по 1 мая совершили 900 самолетовылетов.

Очевидцы рисуют потрясающие картины. Константин Симонов, бывший в этих местах сразу после завершения боев, писал: «В этом месте, по обе стороны автострады густой лес и через него поперечная просека, которой и в ту и в другую стороны не видно конца... [просека] сплошь забитая чем-то совершенно невероятным - нагромождение танков, легковых машин, броневиков, грузовиков, специальных машин, санитарных автобусов. Все это буквально налезшее друг на друга, перевернутое, вздыбленное, опрокинутое и, очевидно, в попытках развернуться и спастись искрошившее вокруг себя сотни деревьев. И в этой каше из железа, дерева, оружия, чемоданов, бумаг, среди чего-то непонятного, сожженного и почерневшего - месиво изуродованных человеческих тел. И все это уходит вдоль по просеке буквально в бесконечность. А кругом в лесу снова трупы, трупы, трупы разбегавшихся под огнем людей. Трупы вперемешку, как я вдруг замечаю, с живыми. Эти живые - раненые - лежат на шинелях, на одеялах, сидят, прислонившись к деревьям, одни перевязанные, другие окровавленные и еще не перевязанные».

Крайнюков: «Не было спасения врагу и от нашей авиации, непрерывно преследовавшей и беспощадно уничтожавшей большие и малые блуждающие котлы. Гитлеровцам особенно крепко досталось в районе Барута, где образовалось настоящее кладбище разбитых и обгоревших немецких танков, бронетранспортеров и другой боевой техники. Мощные удары по врагу наносили эскадрильи и полки 1-го гвардейского штурмового авиакорпуса (командир генерал-лейтенант авиации В.Г. Рязанов, начальник политотдела полковник В.З. Гультяев),...»

И.С. Конев в своей книге "Сорок пятый" отмечал, что берлинская операция была самой сложной из всех операций, которые ему довелось проводить за время Великой Отечественной войны. К 24 апреля обстановка была особенно сложной и разнообразной. И.С. Конев перечисляет пять основных узлов событий. Повсюду требовалась помощь наших штурмовиков.

С.А. Донченко писал: «Разгром гитлеровцев в Берлинской операции стал для 1-го гвардейского штурмового авиакорпуса вершиной его боевого мастерства. Тесно взаимодействуя с общевойсковыми соединениями, он наносил неотразимые удары по врагу, разрушал его оборонительные сооружения, подавлял огневые средства и живую силу, бомбардировал колонны гитлеровцев на дорогах, при выдвижении их из глубины обороны, на выходе из окружения, нарушал управление. В конечном счете, боевое применение авиации в Берлинской операции наиболее полно выражало сущность той формы ведения боевых действий, которая в годы войны именовалась авиационным наступлением».

Бегельдинову Рязанов приказал вылететь на разведку «блуждающего котла», прорвавшего кольцо окружения и ушедшего на соединение со своими основными силами. За ночь их группировка сумела оторваться от преследования и буквально растворилась в лесных массивах. Это грозило серьезными неприятностями: в тылах у наших войск оказались довольно значительные силы противника. Бегельдинов не видит ничего подозрительного. Докладывает об этом по радио Рязанову. Тот отвечает:

- Проверь еще раз лесные массивы.

Тишину нарушил орудийный выстрел, и снаряд прошел буквально в нескольких метрах от самолета. Бегельдинов перешел на бреющий полет, едва не касаясь макушек деревьев; видит, что лес битком набит танками и автомашинами.

- Обнаружил танки и автомашины в районе Тейпиц, - докладывает на КП.

Получает приказ немедленно возвращаться на аэродром, брать группу и идти на штурмовку. Уже через сорок минут восемнадцать «ильюшиных» были над лесом. Атаковали врага до тех пор, пока не кончились боеприпасы. На смену пришла другая группа.

Так штурмовики работали весь день. Группировка была уничтожена. Бегельдинов писал: «Вскоре нам пришлось побывать в том лесу и увидеть дело своих рук. Признаться, мурашки пробегали по телу, когда я увидел, что сделала с колонной авиация. Сплошное месиво. Несколько десятков уцелевших гитлеровцев не могли без ужаса вспоминать о штурмовке колонны».

В книге «Советские военно-воздушные силы в Великой Отечественной войне. 1941-1945» написано: «Части 1-го гвардейского штурмового авиационного корпуса поддерживали соединения 5-го гвардейского механизированного корпуса и 13-й армии при отражении контрудара 12-й немецкой армии на внешнем фронте. По приказу Гитлера эта армия спешила на помощь франкфуртско-губенской группировке. Крупные силы противника стремились овладеть важным узлом дорог Беелитц, подходили к его окраинам. Оборонявшая его одна танковая бригада 5-го гвардейского механизированного корпуса не в состоянии была сдержать численно превосходящего врага.

Для оказания танкистам помощи генерал В.Г. Рязанов вызывал на поле боя штурмовики, которые непрерывными атаками уничтожали контратакующие войска. 29 апреля для этой цели они произвели 400 самолето-вылетов. Противник был подавлен и прижат к земле. На поле боя осталось 10 сожженных танков, уничтожено много солдат и офицеров. При поддержке авиации наши войска отбили все контратаки врага и удержали город Беелитц.

Потерпев поражение на подступах к Беелитц, 12-я немецкая армия пыталась контратаковать наши войска на других участках фронта. Однако успеха не достигла и решительным наступлением советских войск была отброшена к Эльбе. Окруженная франкфуртско-губенская группировка так и не дождалась помощи своей 12-й армии. Мощными ударами войск 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов при поддержке авиации она была расчленена на части и к 1 мая ликвидирована. За время разгрома франкфуртско-губенской группировки и отражения контрудара 12-й немецкой армии на внешнем фронте авиация 2-й и 16-й воздушных армий совершила 5578 боевых вылетов».

Мама вспоминала, как под Беелитцем у них сгорела одна радиостанция, и они с оставшейся приехали в город. Предупредили командира танкистов о приближении врагов, но тот уже знал об этом. – Вот что, город мы не удержим, а нас приказ не сдавать его. Вам-то чего погибать. Давайте к нашему штабу, пока дорога свободная. Несмотря на возражения, отправил их к штабу Лелюшенко, где радисты попали в бой с прорывающейся группой противника. Но все закончилось благополучно. И у штаба атаку отбили, и Беелитц при поддержке штурмовиков не сдали.

Родина высоко оценила боевые действия авиаторов. Во исполнение приказа Верховного Главнокомандующего No. 359 от 2 мая 1945 года в связи с завершением разгрома берлинской группировки и овладением городом Берлин гвардейскому штурмовому авиакорпусу генерала В.Г. Рязанова было присвоено почетное наименование «Берлинский». На его боевом гвардейском знамени рядом с орденами Красного Знамени и Суворова появился третий орден - орден Кутузова. Многие летчики 1-го ШАК расписались на стенах рейхстага. «Сильна рать воеводой». Рязанов, как еще шесть его питомцев, получил вторую звезду Героя.

Оставалась крупная группировка под командованием Шернера в Чехословакии. Лелюшенко вспоминал в своей книге, как он готовил Пражскую операцию вместе с Рязановым. Рязанов разрабатывал план движения на Прагу вместе с командармом Лелюшенко. Они хорошо уяснили место танковой армии и авиакорпуса в выполнении общей задачи, и быстро наметили полосы наступления для своих соединений. И вот предложения доложены представителям фронта и Ставки Верховного Главнокомандования. План утвержден без изменений.

Когда понадобилось выяснить обстановку в Праге, Рязанов 8-го мая послал на разведку Бегельдинова. Того встретили ликующие пражане и пражанки. Бегельдинов вспоминал, как он вернулся, доложил обстановку командиру корпуса, а тот спросил: - Хочешь к партизанам? - Очень хочу, - сказал летчик. – Бери свою эскадрилью и вперед.

А к Праге шли наши танковые армии. После Праги, 10-го мая, снова боевая тревога. Группировка Шернера рвалась на запад, не сдаваясь нашим войскам. Приказ Конева: остановить или уничтожить. Летчики, уже отмечавшие Победу, садились за штурвал. Рязанов поднял в воздух 400 машин. Полковник запаса Д.С. Уртаев, бывший начальник штаба 142 гв. Шап вспоминал, как в полк в 5 утра 10 мая, минуя все инстанции, позвонил маршал Конев и приказал поднять самолеты. Задание было выполнено отлично. Еще до посадки самолетов в полку получили телеграмму от Маршала Конева: «Всему личному составу полка объявляю благодарность». Завершающий штурмовой удар по прорывавшейся на запад вражеской колонне 11 мая нанесла группа самолетов Ил-2, ведомая Героем Советского Союза В.А. Рогожиным. Конев, возможно, звонил прямо в полк, еще находясь под впечатлением от яростного сопротивления немцев в Берлине и под ним и ожидая продолжения борьбы. Хотя, скорее, он транслировал поступившее ему распоряжение Верховного Главнокомандующего, носившее оттенок, скорее политический, чем военный. Так что, через Конева Уртаеву звонил сам Сталин.

Вот что писал о Пражской операции В.Г. Рязанов: "Тотчас после занятия Берлина (2 мая 1945 года) войска 1-го Украинского фронта, в первую голову танки Рыбалко и Лелюшенко, ринулись на юг, на освобождение Праги, и 9 мая 1945 года в 5 часов утра мы были в Праге. Я в тот же день посадил на аэродром Прага свою авиацию, 10-го и 11-го летали на разведку и установили положение группировки Шернера, который не принял условия капитуляции и пытался продолжать войну.

В этой операции характерной является стремительность движения танков, и то, что вовремя были нащупаны авиацией основные пути по южным склонам Судет, где немцы пытались вырваться на запад, и основные пути сопротивления, которыми немцы прикрывали эти пути. Узлы сопротивления были ликвидированы и пути отхода перехвачены.

Правда, с утра 9 мая был некоторый момент замешательства, когда был объявлен праздник Победы, и сначала от командующего воздушной армией я получил распоряжение боевых действий не проводить. Потом лично маршал Конев приказал мне бить противника, который пытался пробиться на запад. Вечером 9 мая была потрясающая картина, когда я поднял полностью весь корпус и стали бить немцев на переправах через реку Эльба.

11 мая 1945 года войска 1-го Украинского фронта соединились с войсками 3-го Украинского фронта южнее г. Прага, группировка Шернера была окружена и пленена, и в этот день закончилась Великая Отечественная война».

В боях за Родину в корпусе погибло 503 летчика и 508 воздушных стрелков. Цифра большая, если учесть, что самолетов в корпусе было меньше. В разные времена по-разному, но не более 400. Формально корпус больше, чем обновился, погиб и воскрес. В действительности кто-то, - это процентов 15, - воевал со дня формирования корпуса и до победы, а кто-то погибал в первом же вылете. Погибали молодые, неопытные. Не зря придерживались правила: в бой идут одни «старики».

Около 6 тысяч воинов корпуса генерала Рязанова награждены орденами и медалями, ста трем присвоено звание Героя Советского Союза, шести летчикам, как и командиру корпуса, - дважды. За годы войны летчики корпуса Рязанова совершили более 58 тысяч эффективных боевых вылетов.

Вот что писал о фронтовом опыте в целом В.Г. Рязанов: «Корпус закончил войну, именуясь: 1-й гвардейский штурмовой авиационный Кировоградско-Берлинский Краснознаменный орденов Суворова и Кутузова корпус. Я, по совокупности за Сандомирскую и Берлинскую операции был награжден второй медалью "Золотая Звезда", получив звание дважды Героя Советского Союза.

В результате активного участия, как в перечисленных операциях, так и во многих других, мною приобретен значительных опыт в следующих областях:

1. Организация взаимодействия авиации с наземными войсками, в особенности, с подвижными соединениями (танки, механизированные войска), введенными в прорыв, и при действиях подвижных соединений в оперативной глубине, с учетом всех особенностей работы авиации в этих случаях: значимость авиационной разведки, аэродромный маневр и т.д.

2. Управление боевыми действиями авиации не поле боя: ясна как сама организация этого управления, из каких людей и средств должен состоять КП, когда один КП, когда несколько, какой из них главный, какой вспомогательный.

З. Массированные действий авиации: их преимущество, в каких случаях, как применять: сосредоточенно или эшелонированно.

Организация массированных действий: взлет, сбор, полет к цели, построение боевых порядков и работа над целью, уход от цели, возвращение и посадка больших групп на аэродромах.

4. Действия по аэродромам противника, разведка аэродромов, выбор времени удара, организация взаимодействия при налете на аэродромы противника разных видов авиации: бомбардировщики, штурмовики, истребители.

Конечно, было бы хорошо, если бы была возможность здесь этот опыт систематизировать, обменяться с другими. Тогда, может быть, можно было бы из этого опыта делать какие-то выводы. Для этого нужно иметь определенные условия, которых сейчас я не имею, так как по характеру работы, которую я сейчас веду, я не имею возможности сесть и разрабатывать все эти материалы.

Приходится только в отдельных случаях, при обучении своих войск, иллюстрировать те или иные положения примерами, которые еще пока не улетучились из памяти.

Командующий 14 воздушной армией гвардии генерал-лейтенант авиации (Рязанов)

10 июля 1947 г.».

 

Дальше

 

© В.В.Рязанов, 2008 г.